этим внутренним противоречием. Он искал выхода, но так и не нашел и винил в этом бабку и ее слугу. Она вечно читала ему нотации, а Карл бил, и это отбило у него всякую охоту искать к ним подход. Да и как найдешь подход к молчаливому немцу, в чьем характере доминировали две черты – маниакальная аккуратность и неумение сдерживать гнев?
Ответ пришел к нему одной жаркой июльской ночью. До самого утра Трип беспокойно ворочался среди жарких простыней, никак не мог уснуть. Но вот в окне спальни забрезжил рассвет, в лесу за бабкиным домом стволы деревьев окутал туман, похожий на паутину, как будто всю ночь там трудились огромные пауки. Низко стелющийся туман скрывал и берега реки Огайо, обещая новый жаркий день.
Внимание Трипа привлекло жужжание насекомого: на оконную сетку села оса. Через секунду рядом с ней опустилась вторая.
Трип уткнулся лбом в оконную раму. По стене под ним расползался причудливый густой лабиринт из плюща, который давно уже оплел весь дом. Его стебли служили удобной дорогой для муравьев-древоточцев и прочих шести- или восьминогих тварей, которые ползли в его спальню всякий раз, когда особенно жаркими ночами Трип приоткрывал окно, чтобы устроить хотя бы небольшой сквознячок.
На водосточном желобе возле окна висело круглое осиное гнездо, – надо же, маленькие кусаки ухитрились сплести почти идеальный шар. Трип восхитился их мастерством и подумал, что даже Карл с его строгим представлением о совершенстве вряд ли бы смог найти в нем хоть один изъян. Он смотрел на осиное гнездо, но не знал, что звезды уже начали менять свое положение.
Трип спустился на кухню, где взял с буфета тарелку с завтраком. Солнечный луч пронзал плотное облако едкого табачного дыма, застилавшего кухню. Карлов «Честерфилд» дымился в пепельнице из толстого стекла, а сам Карл держал в руках раскрытую газету «Дейли» с пугающим заголовком: «Он выстрелил в нее 27 раз и ударил ножом». Трип подумал: успела ли она аккуратно застелить постель и навести в своей комнате порядок или испустила дух посреди бардака?
– Доброе утро, – сказал Трип немцу и опустил два ломтика хлеба в тостер. Карл окинул его оценивающим взглядом, молча взял новую пачку сигарет, снял с нее целлофан и, ни слова не говоря, слегка придавил пачку тыльной стороной ладони.
Трип кашлянул:
– В водосточном желобе рядом с моим окном, со стороны подъездной дорожки, свила гнездо рыжая белка.
– И что? – Карл ссутулил плечи, раздраженный тем, что его прервали. Трип выбрал неподходящий момент – немец как раз готовился закурить новую сигарету.
– Ничего. Просто ставлю в известность, – сказал Трип. – Я слышал, как они там что-то грызли всю ночь.
– Что они могли там грызть – железо, что ли? – фыркнул Карл с чисто тевтонской раздражительностью.
– Не знаю, – сказал Трип, полностью положившись на то, что Карл – это физическая величина, приводимая в движение действиями, а не логикой или словами.
Тостер выстрелил хлебом. Трип намазал оба ломтика малиновым джемом и пошел в столовую мимо Карла, который снова уткнулся в газету, зажав двумя пальцами свежий «Честерфилд».
Вдруг за спиной Трипа раздался резкий шорох – это немец с раздражением отбросил газету. Трип застыл с тарелкой в руках.
– Так где, ты говоришь, эта белка? Со стороны дорожки?
Трип, не поворачивая головы и не сходя с места, ответил:
– Да, у окна на подъездную дорожку.
Спальня Трипа была на третьем этаже, в самом углу большого дома, ее потолок вторил наклону крыши. В комнате было два окна – одно выходило на задний двор, другое – на подъездную дорожку и гаражи.
Осиное гнездо было со стороны заднего двора, под карнизом, и его частично скрывал плющ, а значит, Карл не увидит его, если поставит лестницу со стороны дорожки.
После завтрака Трип поднялся к себе и откинул крючок с сетки того окна, которое смотрело во двор. На сетку села оса. По спине у Трипа побежали мурашки.
Вдруг в другую стену дома что-то стукнуло – приставная лестница. Трип скорчился под подоконником, как солдат во время штурма. По лестнице полезло тяжелое тело – Карл. Трип увидел сначала его соломенную шляпу, а потом руку в перчатке – та скользнула по желобу, проверяя, цел ли он.
Трип пригнулся еще ниже, внимательно следя за каждым движением слуги. Карл все громче бормотал по-немецки – это значило, что он ничего не обнаружил.
Трип стремительно отбросил сетку со второго окна, высунул наружу руку – ее укрывал рукав толстой фланелевой рубашки и кожаная перчатка поверх манжета, – другой рукой обнял изнутри стену спальни для равновесия и, примерившись как следует, старой бабкиной тростью с крючковатой ручкой долбанул что было сил. Он прямо почувствовал, как твердое дерево пробило бумажную стенку круглого дома размером с баскетбольный шар, и сотни разъяренных насекомых устремились из него наружу, чтобы найти и уничтожить виновника – то есть Карла.
Трип выпустил трость, услышал, как она стукнула о садовую дорожку тремя этажами ниже, и закрыл окно.
Одна оса все же вцепилась в его фланелевую рубашку и бесполезно ужалила сгиб толстого рукава. Трип раздавил ее пальцами в кожаных перчатках и прислонился спиной к стене, которая выходила на подъездную дорожку.
– Трип, – прохрипел Карл. Этот голос мало походил на обычно властный тон немца. Насекомые с шумом бились в оконное стекло со стороны дорожки. Трип боялся поднять глаза. Он сидел у стены на корточках и напряженно слушал.
Вдруг на дальней стене над кроватью Трипа мелькнула тень руки Карла. В ту же секунду Трип услышал сдавленный крик и металлический скрежет – алюминиевая лестница поехала по стене.
Мгновение тишины, пока лестница с Карлом висела в воздухе, длилось вечность. Но вот раздался глухой удар – это Карл всеми своими шестью футами роста улегся на подъездную дорожку внизу, и загрохотала по асфальту лестница.
Трипу показалось, что он слышит стон. Часто дыша, он дождался, когда секундная стрелка на его часах дважды опишет полный круг, и только потом встал на колени и перегнулся через край подоконника.
Карл лежал на асфальте и не двигался, вокруг его головы прибывала лужа темной крови, которая текла из затылка. Лицо Карла, все в волдырях от укусов, распухло так, что Трип даже не сразу узнал того, кто целых пять лет был его злым роком.
Трип сбежал по лестнице, распахнул заднюю дверь и кинулся было к гаражам, но тут же вернулся и захлопнул за собой дверь: даже в доме он едва отбился от насекомых, которые ворвались вместе с
