можно так сказать, – закивал я.
– Хорошо, – сказал Александр Иванович и стал второй раз подниматься в кресле. Советник последовал за ним.
– Он даже свою вещь оставил! – гордо сказал я.
– Где?
– В дар Музею! – поспешил оправдаться я.
– Где?! – страшно крикнул Гуамоколотинг.
– На Балконе… Я не трогал! – испуганно крикнул я.
Все кинулись на Балкон.
4
К Пистолету загадочного посетителя я не притронулся. Этот подарок Музею так и лежал посреди маленького стеклянного столика. То, что он там лежит, я просто знал. Когда я, разумеется последним, прибежал на Балкон, Пистолет я не увидел. Все обступили его (Гуамоко цокал лапками по поверхности столика). Что обсуждали до моего прихода я, конечно, знать не мог. Я оказался в тот момент, когда из общего шума донеслось:
– Его надо вернуть!
Странно, но я по голосу не мог определить говорящего. Странно это потому, что голоса у всех присутствующих очень разные. Готов был биться об заклад, что сумею каждого из тех, кто находился на Балконе, определить по голосу с закрытыми глазами, но вот он выкрик, а определить сказавшего я не смог. Если бы у меня был заклад и я бы об него бился, то в тот момент я бы всё проиграл. Возможно, это было бы и хорошо, потому что что такое заклад и как об него бьются, я не имел никакого представления.
– Легко сказать! – шумел Коровьев. – Кто его возьмёт? Кто повезёт? Да и каков шанс на успех этого предприятия?
– Где мы найдём такого идиота? – шумела птица и била крыльями.
– Даже если кто-то возьмётся, – начал говорить Советник какую-то длинную мысль, но Александр Иванович деловито, почти спокойно перебил:
– Иван отвезёт.
Гуамоко, Коровьев и Советник замерли на мне взглядами. В глазах Советника и Коровьева застыл ужас. Бусинки Гуамоко ужас не выражали. Возможно, птица тоже была в ужасе от этой идеи, но по её глазам я ничего никогда не понимал.
Тут хочу отметить ещё одну особенность. Когда Александр Иванович сказал, что я поеду отвозить Пистолет, лично я никакого ужаса не испытывал. Надо, что называется, я отвезу. А вот когда на меня стали смотреть с застывшим ужасом Коровьев и Советник, то мне стало страшно. В горле пересохло. Голова закружилась. Стало тошно. Плохо.
– Оформим как командировку, – сказал Александр Иванович тем самым тоном, которым произносил в своём кабинете слово «хорошо». Все застыли и молчали. Как будто превратились в статуи.
Слово «командировка» пока ещё не встречалось в моей жизни, но я как-то догадался, что означает всё это поездку.
– Куда? – спросил я.
– Как куда? – удивился Александр Иванович. – В Питер, разумеется!
