Лю Хань разозлился, расплакался и решил бросить школу. Утром он сказал матери, что у него болит живот, и она разрешила ему проваляться в постели до вечера. На следующий день он собрался, вышел из дома и целый день проболтался на реке, благо осень стояла тёплая, без дождей, а кукурузы было сколько хочешь. Домой он вернулся отдохнувшим и сравнительно сытым. На третий день Лю Хань увязался за отцом в соседнюю деревню. Отец поехал за книгами в маленький книжный магазин, и Лю придумал, что ему нужны особые учебники по китайскому и математике. Вернулись они к пяти вечера, и буквально через десять минут в дверь постучали. Лю Хань побежал открывать и нос к носу столкнулся с Жасмин Ли. Она была обворожительна в синих джинсах, красной рубашке и лёгкой розовой курточке, расшитой яркими цветами. Она объяснила своё появление так: учительница, обеспокоенная долгим отсутствием Лю Ханя, предложила кому-нибудь из одноклассников навестить его и выяснить, почему он не ходит на уроки. Помочь вызвались Жасмин Ли и тот дурачок, который устроил переполох с жуком. По дороге глупыш, к счастью, отстал, и теперь они могут спокойно поговорить без него. Лю Хань от неожиданной встречи потерял дар речи. Выручил отец, пригласив девочку к столу. Она согласилась и в беседе со взрослым человеком была, что называется, на высоте. Лю только диву давался, какой умницей оказалась его ненаглядная. Он думал: «Жаба мечтает отведать лебяжьего мяса», то есть такой увалень, как он, надеется на взаимность прекрасной девочки: красивой, умной, воспитанной, из обеспеченной семьи, где не скупятся на одежду, есть своя машина и, как наболтала сама Жасмин, каждый год ездят в Европу. В этом году они были во Франции. В подтверждение своих слов Жасмин вытащила из портфеля кучу иностранных ручек и одну из них подарила Лю Ханю.
– Где же, где же та ручка? На ней были какие-то латинские буквы, – Лю Хань перерыл весь кабинет и ещё две комнаты, где хранил всякую всячину: от первых школьных тетрадей, книг, рисунков до маленьких элегантных шкатулок из-под часов и громадных коробок от бытовой техники.
Сигарета, вторая, третья, и вот, наконец, она – та самая ручка: шесть граней, прозрачный затёртый корпус, синий обгрызенный колпачок, такая же синяя, тоже вся жёваная-пережёваная затычка сзади, стержень куда-то делся, и вот те самые буквы: «B», «I», «С».
Лю Хань знал о компании Bic не понаслышке, он имел с ними дело в начале нулевых, но сейчас его занимало другое: что же стало с Жасмин Ли? Помнится, после школы она собиралась поступать в институт, в эту, как её, чёрт подери, в Шанхайскую театральную академию… И, наверное, поступила – с такими-то данными… Вичат[11] по запросу выдал кучу фоток, и ни на одной из них не было никого даже близко похожего на красавицу Ли. В былые времена Лю Хань набрал бы кому-нибудь из своих знакомых сыскарей, и те вмиг бы предоставили досье. Сейчас звонки прослушивались, и лезть на рожон из-за дел сорокалетней давности не следовало. Лю Ханю даже не пришло в голову, что Жасмин Ли, как и ему, уже пятьдесят один, и в таком возрасте она вряд ли сохранила сходство с той девочкой. Одна мысль его будоражила: Ли не вертихвостка, не фифа какая-нибудь, она пришла к нему домой по собственному желанию, весело и с удовольствием болтала с отцом, она подарила ручку… Значит, он нравился ей. И он сам дурак, что проглотил язык, как говорится, и несколько лет, уже познав женщин, не смел приблизиться к земной богине с белыми волосами по имени Жасмин Ли. Ответь он тогда на её любезность, пригласи на танцы – всё было бы по-другому и тогда, и сейчас. «Эх, как говорил дедушка Иньху, было бы – да бы мешает».
Никто не сомневался в блестящем будущем Чжоу Юнкана. Мужчины из его семьи почти сто лет подряд становились военными, чиновниками, полицейскими. Из поколения в поколение передавались выправка, умение подчинять и подчиняться, сговорчивость когда надо и, наоборот, верность принципам. С благородными женщинами Чжоу были галантными кавалерами, с женщинами для утех превращались в отчаянных кутил. Им в равной степени можно было доверить управление страной и приготовление чая – в любых делах были осторожны, проявляли ответственность и следовали традициям.
Пока Лю Хань мечтал, Чжоу Юнкан действовал. Никто в классе ещё не решался всерьёз ухаживать за девчонками, а Юнкан смело брал портфель Жасмин Ли и провожал её до дома, не стыдясь, что их могут увидеть ребята или взрослые. Лю Ханю говорили: «Твоя вертихвостка Ли больше одна не ходит». Он не верил и отвешивал говорившему хорошую затрещину. Мальчишкам быстро надоело получать оплеухи, и они оставили в покое сладкую парочку и того, кому отношения Юнкана и Ли были не безразличны.
Как-то по весне, когда кругом цвела сирень, на каждой ветке пели свои свадебные песенки птички, облака поднимались высоко, становились лёгкими, прозрачными и больше не загораживали солнце, Лю Хань, презирая себя за трусость, задыхаясь от ревности и страха быть увиденным, проследил, как Чжоу Юнкан провожает Снежинку Ли. Парочка не стеснялась весело болтать, держаться за руки и даже на прощанье тыкаться носами в щёки, изображая поцелуй. Ну и как тут поступить, когда всё понятно? Как, как – отомстить! А что нужно сделать с врагом, чтобы он навсегда отстал от девочки, а она забыла о его существовании? Лю Хань, заикаясь и краснея, намёками спросил об этом у деда. Дедушка Иньху к тому времени совсем ослабел и не понял, о чём его спрашивает внук. Мать на вопрос «как отогнать мальчика от девочки, которая нравится» ответила: «Рано тебе ещё об этом думать, займись учёбой, помоги отцу». С отцом, строгим и помешанным на политике, говорить на такие темы было себе дороже – вместо ответа он наверняка придумает сто поручений, и времени на мечты и планы не останется. Пришлось довольствоваться малым – как можно чаще держать подарок Ли в руках, раздумывая, что могут означать буквы «B», «I», «С».
Месть удалась спустя год. Друзья, совершенно ни к чему, рассказали Лю Ханю, будто Чжоу Юнкан хвастался, что бывает в гостях у Жасмин Ли и они в обнимку на диване смотрят видик. Ребята забыли об увлечённости своего товарища этой девочкой и были очень удивлены, когда на них посыпались ругательства.
– Вы что такое болтаете, придурки, – ломающимся голосом бухтел Хань, – такого не может быть, чтобы этого воображалу Юнкана пускали в порядочный дом.
