это время лишь ещё сильнее поглотила меня. Так что я сделался совсем бесчувственным. И, наверное, вернуть меня обратно сможет только лишь эта алмазаила.
Но я проявил неосторожность. Забывшись в своих собственных мыслях, я привлёк своё внимание. И оказалось, что тогда, когда я ощутил чьи-то шаги, это был я из будущего. Теперь происходило то же самое, только наоборот. Но, что интересно, я всё-таки успел скрыться от себя самого. Поэтому то, что видел и слышал я дальше, было уже происками тирфа. Удаляясь от места встречи с самим собой, я углубился в леса, чтобы оказаться как можно дальше от себя самого и от тирфа, который сейчас испытывал меня из прошлого. И таким образом я попал на поле. Как я понял, поле Селезвионов. Небольшая опушка посреди непроглядной чащи, усеянная завядшими цветами, которые даже не могли торчать в земле, а просто валялись на том месте, где они раньше росли. Поговаривают, будто бы Селезвионы – это мы сами. Количество цветков соответствует количеству живых эльфов. Когда рождается новый эльф, вырастает новый цветок. Когда эльф погибает, вянет и цветок. А потому эти растения могли погибнуть как из-за того, что здесь нет больше условий для роста, так и по той причине, что все эльфы погибли. Интересно, а у эсров есть какие-нибудь свои Селезвионы? А у рэдгов? А у тисров?
Пока я осматривал эти Селезвионы, ко мне подошла арлиса. Осторожно, почти неслышно её голос зазвучал у меня за спиной. Она пела песню:
В тот день, как новый эльф родится,
Из земли взойдёт цветок.
В нём дух эльфа воплотится,
И будет радостным росток.
Незримой нитью сплетены
Их жизни, судьбы, состоянья.
Коль счастлив эльф года свои,
Цветок наполнен тем сияньем.
И коль прекрасный лепесток
Свой стебелёк покинет,
То значит, что приближен срок,
И вскоре кто-то вдруг погибнет.
Немного помолчав, она сказала:
- Как же горько видеть этот упадок. Почему же с нами это произошло? Почему арлисы, в отличие от далров, так падки на эту скверну?
Я молчал ей в ответ. Она, потратив немного времени для того, чтобы прийти в чувства, продолжила:
- В Мордалали осталось два Селезвиона. Один – твой, когда как другой – чей-то ещё. Помимо тебя, жив ещё один далр. И кто знает, может быть, это будет девушка. Найти её для того, чтобы продолжить род светлых эльфов.
Я бы хотел сказать, что рад слышать это известие, но тьма в моей душе достигла своего апогея, так что новость о том, что кто-то из моих сородичей жив, не впечатлила меня. Чуть помолчав, я отвечал арлисе:
- Слишком поздно, сестра моя. Мне больше не стать далром, воплощением жизни и света. Мой Селезвион завял. Уверен, тот цветок принадлежит кому-то другому.
- Нет! – пытаясь произнести это уверенно, отвечала белокурая обитательница лесов, однако изобилие отчаянья в её словах сводили на нет всю ту призрачную уверенность, - Нет! Не поздно! Я это вижу! Тебе просто нужно исцеление. Даже я могу тебе его дать.
Она положила свою ладонь мне на плечо, но я, глядя в её наполненные слезами глаза, отвечал:
- Пока я не исполню то, для чего меня послала моя богиня-мать, нельзя мне исцеляться. А иначе не хватит мне духу, чтобы сделать то, что до́лжно.
- Далармиэль слишком сурова к тебе, моя милый.
- Нет, моя богиня ту не при чём. Это сделал я сам. А теперь прошу, оставь меня. Мне нужно дождаться, когда Теоссир выглянет, чтобы поддержать меня из прошлого. И тогда я получу возможность всё исправить.
Арлиса в тот же миг догадалась, о чём идёт речь:
- Жезл времён.
- Верно. Иди, помоги мне из прошлого, но только так, чтобы он ничего не знал. Быть может, его тебе ещё удастся исцелить.
Немедля ни мгновения, она ринулась к Фильфаланэ, чтобы встретить меня и в конце концов обернуться мороком. Я же принялся наслаждаться одиночеством, ожидая, когда Далармиэль победит тьму и выглянет из-под облаков, чтобы напитать надеждой того Леармиэля, который только лишь начинает это путешествие.
Сколько я так прождал на этой поляне, знает лишь богиня-мать. Но я всё-таки дождался, когда лик ночного светила выглянет из-под туч, чтобы наполнить силой меня из прошлого. И, воспользовавшись этим моментом, я воздвиг жезл времён над своей головой и совершил путешествие назад, направляясь в ещё более раннее время, чтобы успеть пресечь пришествие алмалии, точнее, не позволить ей распространить свою скверну блуда среди моего народа.
Полночь. Поле Селезвионов. Все цветки живы и здоровы. Наполняясь серебристым светом полного Теоссира, они переливались разными красками. Зрелище было завораживающим, однако не для меня. Из-за своей тёмной сущности я перестал наслаждаться этим прекрасным видом. Точнее, нет, я мог насладиться ими, но теперь, будучи чёрным эльфом, я мог этого и не делать. Да, я не позволил своему сердцу радоваться, пока мои глаза рассматривали это чудо. Когда же я сосредоточился на своём деле, то первым делом обратил внимание на то, что вокруг не было арлис. И это странно. Обычно эти жительницы лесов селятся в первую очередь рядом с полями Селезвионов. Я сразу понял, что это недобрый знак. Но в то же самое время вторым недобрым знаком было присутствие саткара. Надо же, как долго алмалия вынашивала свой коварный план по совращению всех далров. Два полнолунья до гибели Мордалали, а она уже где-то тут. И, возможно, исчезновение наших лесных соседок связано как раз таки с ней. Та арлиса, сетуя на жизнь, кинула такой вопрос: «Почему арлисы, в отличие от далров, так падки на эту скверну?» Что значит, «в отличие от далров»? Она так сказала, будто бы это её народ вымер от действий алмазаилы. Получается, она имела в виду нечто другое. По всей видимости, она хотела сказать, что первыми под гнусные чары саткара подпали именно они. И сейчас, пока далры живут себе преспокойненько в городах, алмазаила бродит по лесным чащобам и распространяет свою скверну среди арлис? Мне срочно нужно было найти её и прикончить. Хорошо, что природа Мордалали ещё не погибла. Я могу использовать эсталиал против неё.
Я ходил, я бродил, я искал. Но всё было тщетно. Я находил только арлис. И да, было очевидно, что они уже подпадали под действие власти алмазаилы. Кому-то из них удавалось ещё сохранять власть над своими желаниями. А кто-то уже начал поддаваться жгучей похоти. Я пытался вызнать у них, где находится эта тварь, но одни отвечали, что
