на нём ещё один камень, но имел несчастье попасть своему маленькому приятелю в глаз – и семь бластеров отправили этот синюшный ужас в тот лимб, который его породил! Он был уже в воздухе над нашими головами и обрушился бы на нас, если бы мы не разнесли в пыль! Молния едва ли движется быстрее! Даже Хул Джок, впечатлившись увиденным, впоследствии, столкнувшись с подобной тварью, ограничивался тем, что направлял на него бластер и нажимал на спуск, а не пытался играть с ним в игры.
Но, в конце концов, это был единственный вид жизни, обнаруженный нами в той долине, хотя чем питались эти существа, мы тогда не смогли установить, если только они не пожирали себе подобных.
В другом месте мы нашли других существ – нечто неописуемое, что не брали наши бластеры, там мы увидели, как питались каплеобразные твари. Но об этом я расскажу в своё время!
Мы провели ещё некоторое время в этой долине, но, не обнаружив ничего нового, снова сели в корабль и перевалили через окружающие горы, чтобы обнаружить за ними другие горы. И другие долины.
Наконец мы добрались до долины, бывшей больше, чем все виденные нами ранее. Это была, скорее, равнина между двумя хребтами, или, если говорить более точно, равнина образовавшаяся там, где хребет раздваивался и образовывал огромный овал, чтобы затем вновь соединиться и продолжиться дальше непрерывной цепью гор.
И вот мы приземлились в этой долине, там, где роща деревьев могла послужить укрытием для нашего Эфир-Торпа на случай чего бы то ни было – мы сами не знали чего! Но все мы чувствовали тягостную уверенность в том, что мы находимся в местности, враждебной самому нашему существованию.
Почему? Мы не могли этого сказать, но каждый из нас это чувствовал, знал и, в какой-то степени, боялся – ведь даже самые храбрые могут бояться неизвестности.
Именно Мор Аг произнес слова, которые мы потом вспоминали в течение некоторого времени.
– Если бы Езмля была населена в нашем понимании этого слова, – наставительно сказал он, – то огромный город, виденный нами, не был бы руинами, а кипел бы жизнью и всяческой активностью, как это было принято у езмлян до того, как угас свет Зеленой Звезды. Поэтому, если кто-то из них еще жив, мы должны искать его в пустошах. Это место будет ничуть не хуже любого другого, пока мы не узнаем что-то новое.
Вскоре стало ясно, насколько он был прав.
Черная мгла ночи постепенно сменилась бледным, тусклым дневным светом, в котором не было ни единого солнечного луча, и когда мы собрали наши бластеры и прочую утварь, готовясь к выходу, Тодж Кул предупреждающе поднял руку.
В словах не было необходимости. Мы и так всё сами услышали. Я думаю, даже мертвые способны были услышать этот адский, диссонирующий шум. Описать его? Я не могу. Нет подходящих слов!
Когда наши уши немного оправились от потрясения, Вир Дакс покачал головой.
– О-о-о-ф-ф! – воскликнул он. – Если бы нам пришлось слышать такое очень часто, то мы сошли бы с ума! Это мучительно!
– Возможно, – проворчал Хул Джок. – Но я уже сошел с ума – сошёл с ума от любопытства! Пойдёмте.
Он был командиром. Мы пошли, предоставив нашему Эфир-Торпу возможность самому позаботиться о себе. Никогда больше мы не вели себя так глупо.
Мы продвигались осторожно, вытянувшись в линию, чтобы один держался в пределах видимости второго. Шум доносился с северной стороны равнины, и мы направились туда. Хорошо, что нас скрывали деревья и кусты!
Все как один, мы внезапно остановились, сбились в кучку и уставились вперёд с изумлением, недоверием и ужасом.
Мы вышли из зарослей высокого кустарника, перед нами лежало открытое пространство, простиравшееся до подножия высоких скал, отвесно поднимавшихся примерно на высоту десятикратного роста высокого мужчины.
На полпути к вершине располагался широкий каменный выступ, тянувшийся по всей поверхности утеса от западного конца до восточного, и через равные промежутки там виднелись большие прямоугольные проемы, запечатанные или прикрытые дверями из какого-то тускло поблескивающего металла свинцового оттенка.
А все пространство между краем зарослей кустарника и подножием скалы было занято теми же самыми отвратительными чудовищами, с которыми мы сталкивались ранее! Они лежали, по-видимому, в ожидании, поскольку все их внимание было сосредоточено на выступе скалы, возвышавшемся высоко над ними.
Дверь на западном конце выступа открылась, и оттуда появилась процессия. Наконец мы нашли …
– Великая Сила Жизни! – выдавил из себя Мор Аг. – Эти существа – не езмляне!
И он был прав. Езмля никогда не создавала таких существ, как те, что мы увидели в тот момент!
У них были лица, и у них не было лиц! У них была форма, и они были бесформенны! Как я могу описать то, что не поддается описанию? Мы привыкли к конкретным, целостным, постоянным типам форм и лиц, а эти были в некоем зачаточном состоянии! Их облик ни на минуту не сохранял постоянства. Они удлинялись, сжимались и распухали. В какой-то момент нижняя часть одного из этих существ, по-видимому, исчезла, в то время как верхняя оставалась видимой, а потом ситуация изменилась на противоположную. Или передняя часть мгновенно исчезала, оставляя видимой только заднюю часть, чтобы тут же повторить всё в обратном порядке. Или левая сторона исчезала, оставляя видимой правую сторону; в общем, представляйте дальше сами! Я рассказал достаточно!
У меня закружилась голова; Мор Ага они раздражали, потому что он не мог придумать названия для подобного; они привели Хула Джока в ярость, он горел желанием наброситься на всю эту толпу и разорвать её в клочья– он не мог бы сказать почему, но их вид вызывал у него именно такие чувства.
Рон Ти испытывал легкое любопытство; Вир Дакс сгорал от желания изучить подобных существ. Владычица Блаженства, избавь меня от любопытства таких, как Вир Дакс, и его методов изучения!
Только Тодж Кул и Лан Апо остались невозмутимыми; Тодж Кул, потому что был дипломатом, а значит, ни в коем случае не мог быть ничем поражен или удивлён. А Лан Апо был полон презрения; ибо, глядя на них, он понимал, что любая раса, столь изменчивая в телесном отношении, неизбежно должна быть изменчива и в умственном, а он не испытывал ничего кроме презрения к лжецам любого рода. Странный аргумент, странный стимул для храбрости, но, возможно, не хуже любого другого!
У этих существ было только одно постоянное свойство – и даже
