он неизменно пользуется случаем. Есть такие мужчины и все тут. Они не плохие, просто не ведают, что творят.
Если знаешь, что искать, всегда рано или поздно находишь. Этот день настал. Когда я уже отчаялась получить доказательство неверности и решила, что Фредерик меня любит и не изменяет, случился сбой в его отлаженной системе. Однажды я просто не вовремя позвонила ему. Он был за рулем, ехал на съемки репортажа о беспорядках в Каннах – там общественность была возмущена присуждением «Золотой пальмовой ветви» фильму о женитьбе сына олигарха на проститутке, мол, даже «Субстанция» была достойнее. Телефон Фредерика был на беззвучном режиме в кармане, трубку он не брал, но она взялась сама – чудом или с божьей помощью, и я оказалась свидетелем неприятнейшего разговора. Во-первых, он ехал с девушкой в своем автомобиле, хотя мне сказал, что его напарник по съемкам мужчина, во-вторых, судя по пошлым репликам, ехали они совсем не на Каннский кинофестиваль.
Наслушавшись вдоволь, я бросила трубку и тут же в сердцах написала ему сообщение, чтобы больше не возвращался ко мне никогда. Естественно, он примчался уже на следующий день, моя мать ему открыла. Зная, что так будет, я заблаговременно ушла из дома. На улице как раз стояла дивная погода, суббота выгоняла на улицы все больше людей, местных и неместных. Я сливалась с этой толпой, позволив ей вести меня, подобно тому, как горная река толкает каноэ. Так я и оказалась в баре, когда позвонил мой напарник Эмильен. Ему было скучно, он хотел компании не меньше меня. Две одинокие души восстали против всех обидчиков, а местом революции была избрана барная стойка.
Напившись замечательного местного пива, мы обнимались, хохотали, вспоминая детские ляпы – мы были лучшими друзьями с пеленок, как и наши родители, которые даже пытались нас сватать. Эта дружба, передававшаяся из поколения в поколение, была мила сама по себе. Эмильен называл меня принцессой, потому что в садике на праздничном утреннике во время хоровода я умудрилась на глазах у всех шлепнуться, поскользнувшись на горошине. В школе он в шутку именовал меня богиней; я спросила, чем обязана такой честью, он с улыбкой ответил: «Потому что ты Мегера». Позже мы сошлись на «принцессе».
Эмильен с детства знал, что хочет быть полицейским, этаким вооруженным до зубов копом на хвосте мафии, и все школьные годы уговаривал меня пойти за ним. Я не шибко рвалась служить в правоохранительных органах и отучилась на кафедре психологии. Но в конце концов Эмильен убедил и через кадровый отдел поспособствовал тому, что меня взяли на должность штатного психолога. Вдвоем работать стало гораздо веселее. Он заезжал за мной по утрам с кружкой горячего кофе из автомата и пончиками: «Все как в кино, смотри», – и забавно улыбался. Началась новая эпоха нашей жизни – мы повзрослели. Эмильен возмужал, я расцвела. Никто не знал моих капризов лучше, чем он, как и я – его увлечений. Он собирал редкие модели автомобилей, обожал работать руками, мастерить, коллекционировал раритетные издания любимых писателей, фигурки из «Звездных войн». Еще ему нравилось заигрывать с девушками и делиться описанием подвигов со мной, но получалось у него через раз.
Мы любили секретничать, кажется, с самой юности. Однажды я не выдержала и спросила у Эмильена по пути из школы домой (нам тогда было по четырнадцать лет, я была совсем оторвой): «Вы, парни, что, правда кончаете во сне?». Сейчас нам по двадцать восемь, и с годами наши секретики стали еще пошлее.
В последние пять лет у нас сложилась традиция встречаться раз в месяц в баре «на кружечку». Эмильен делился постельными подвигами, удваивая любые достижения, затем наступал мой черед, но я, наоборот, изливала душу по поводу переживаний, а не действий. Если бы он знал, что мы вытворяли в постели с Фредериком, его бы хватил удар. Так всегда и происходит – женщина никогда не говорит о том, чего у нее в избытке, мужчина не говорит о том, чего ему смертельно не хватает.
И вот произошло то, чего я уже и не ждала: Эмильен, наслушавшись о моих слежках за Фредериком и его бессовестных похождениях, взял меня за руку и выдал:
– Бросай его, будь со мной.
К тому моменту мы были пьяны донельзя. Я как-то замедленно повернулась на стуле, посмотрела на него, не понимая, шутит он или нет, закрыла рот рукой и замерла. Он изучал мою реакцию недолго.
– Я люблю тебя.
Так и не произнеся ни слова, я сидела в ступоре. Все это было сказано резко, в лоб, я не знала, что ответить. Мою минутную заминку он воспринял как холодное безразличие, отказ. Я столько пережила из-за Фредерика, что месть ему только подлечила бы меня, хотя я и не считала себя мстительной Мегерой, как он выражался. Будь мы в какой-нибудь гостинице, возьми он меня, да поуверенней, я, наверное, не смогла бы отказать. Не знаю.
Все это произошло вчера в баре «Бристоль», и вот сейчас мы едем на вызов в клинику «Трокадеро» к избитому юноше в недоумении, как обсудить это признание. Первым тишину прервал Эмильен:
– Мия, я не давлю на тебя, но ты ничего не ответила, не было ни отказа, ни согласия, что мне думать?
– Эмильен, позволь мне немного разобраться в себе. Пожалуйста.
– Как скажешь, принцесса, я всегда рядом, ты ведь знаешь.
Моя мать поведала, что, пока я была в баре с Эмильеном, приходил Фредерик, она его угостила чаем. Но уйдя из квартиры, он просидел весь вечер под окнами в автомобиле, поджидал, когда я вернусь домой, как какой-то сыщик на слежке. Затем, видимо, решил, что я специально заночевала у подруги, и уехал. По словам мамы, мы разминулись на двадцать минут. И когда в воскресенье меня вызвали в участок, я сорвалась с самого утра. Сбежать и заинтриговать своего любовника, да еще наслушаться похвал от начальства за самоотверженность (все равно в понедельник мне дадут выходной, когда остальные будут пахать), – таков был мой коварный план.
Даже на вызове я не могла отвертеться от мыслей об изменах: тот женский голосок, что я слышала по телефону Фредерика в Каннах, не давал покоя. Такие сладкие речи действовали на него, как мулета матадора на быка: Фредерик терял рассудок, отвечал флиртом любой кокетке, лишь бы овладеть ею, затащить в постель. От этих размышлений сперло дыхание, сердце защемило и стало перебиваться.
– Эмильен, мне плохо, остановись, пожалуйста!
Он резко перестроился в первый ряд и надавил на тормоза, съезжая прямо на тротуар. Позади нас раздались крики, клаксоны, визг шин – мой напарник чуть не устроил аварию, не включил поворотник, проблесковые маячки. Испарина покрыла мой лоб и ладони, ногу свело, заболел живот. Фредерик изменял мне в каждой командировке! Он ведь ни разу не предлагал поехать с ним даже в соседний Версаль, не спрашивал, как у меня с рабочим графиком, просто срывался в последний момент, якобы его не предупреждало начальство. Иногда даже вечером уезжал, что меня просто убивало. «Детка, тут срочное дело, в элитном клубе „Ночная роскошь“ от передозировки наркотиками погиб сын нефтяного магната, толстосумы совсем с жиру бесятся!» Я подкидывала ему GPS-маячок в сумку и забирала на следующий день, подключала к компьютеру. Сигнал показывал, что до ночного клуба он так и не доезжал. «Батарейка села в пути», – утешала я себя. Вместе мы не жили, знакомы были девять месяцев, но те первые недели свиданий наполнили мою жизнь такой страстью и энтузиазмом, что я не могла просто отпустить того, кто дарил мне столько блаженства и энергии. До вчерашнего дня я пыталась его перевоспитать.
Когда я отдышалась, Эмильен спросил:
– Ну как ты, принцесса, все в порядке?
– Уже отпустило, просто перехватило дыхание, спасибо. Долго еще ехать до клиники?
– Мы, в принципе, добрались, «Трокадеро» прямо за углом, можем пройтись по свежему воздуху.
– Да, отлично, так и поступим, заодно машину спрячем.
Мы выбрались из нашего «Пежо», заперли двери и пошли.
– Ты же помнишь, что это не допрос, разговор поведу я,
