что? Проводить экстренную операцию? А если мать с ребенком уехали в тьму таракань? М? Кто там будет все делать?
– Какой-нибудь рукожоп, – говорит, горько усмехаясь.
– А нам потом здесь переделывай, – констатирую факт. – Понятия не имею, чем хирурги занимались в своих универах, но вывести стому профессионально и грамотно могут единицы.
– Тут я тоже с тобой согласен, – говорит хмуро. – Повезло тебе, малая, – Саня отворачивается от меня и обращается к крепко спящей малышке. – Ты в надежных руках.
– Не подлизывайся, – не сильно толкаю в бок.
– Я вообще-то сейчас говорю про себя, – отвечает, не поведя бровью.
У меня снова звонит телефон. Достаю его из кармана, вижу номер, и мне вдруг хочется выть.
Мать девочки меня одолела.
– Слушаю внимательно Вас, – терпеливо произношу, принимая вызов.
Я прекрасно понимаю, что мать малышки волнуется и места себе не находит все эти дни, но, блин, неужели нельзя на что-то другое переключиться?
Почему нужно изводить сердце мыслями о ребенке, терзать себя, отвлекать остальных. Словно за пару-тройку часов со стабильным пациентом может что-то случиться?
Да, малышка тяжелая, но она после операции, и это нормально. Они все тяжелые, в реанимации других не держат.
– Добрый день, – в динамике раздается взволнованный голос.
Я снова чувствую легкое дежавю. Мне кажется, будто мы с матерью малышки знакомы.
В очередной раз отметаю эту назойливую мысль. Ни одна моя знакомая никогда не решится на суррогатное материнство.
Причем, ладно б «заказать» ребенка! Всякое может быть. Но вот чтобы выносить и отдать… Это за рамками моего понимания.
Только вот эта мамочка не просто не отдала, но еще и продолжает постоянно названивать.
– Подскажите, как она? – спрашивает раз пятый за сегодняшний день.
– Сань, что скажешь? Когда в палату? – бросаю на Хмельницкого красноречивый взгляд.
– Сегодня третьи сутки после операции, – задумчиво произносит. – Завтра начну снижать дозировку лекарств, и после этого посмотрим, – обещает.
Его «посмотрим» означает лишь одно, мне нужно морально готовиться к встрече с матерью крохи.
– Анастасия, все станет известно завтра во второй половине дня, – озвучиваю принятое решение. – Вы мне позвоните, и я уже сориентирую вас по срокам.
– Мне можно будет приехать? – с придыханием задает вопрос.
– Вы ведь еще в роддоме, – прикидываю по дням. Выписывать ее еще рано.
– Д-да, – говорит запинаясь. – Это проблема?
– Нет, что вы, – спешу успокоить ее. Сейчас еще сильнее понервничает и распрощается с молоком, а оно нам ведь еще понадобится.
Сейчас, после перенесенной операции на кишечнике, малышке как никогда нужно материнское молоко. Ни одна искусственная смесь с ним не сравнится.
– Выписывайтесь из роддома спокойно, не гоните врачей, – убеждаю ее. В подобном состоянии, в котором находится женщина, можно наделать столько ошибок, потом век не разгребешь. – А после мы решим, когда вы ляжете ко мне в отделение.
– Но Викуле не больно? Она не плачет? – не успокаивается мать.
– Малышка спит, – сухо констатирую факт.
– Все время? – ахает.
Перевожу взгляд на маленькое тельце, увитое трубками вдоль и поперек, на мониторы, неизменно подключенные к крохе. Тру переносицу, прикрываю глаза.
Виски пульсируют от боли.
За эти несколько дней, что я работаю здесь, у меня уже было дежурство и две полные отработанные смены.
Я едва стою на ногах. Но поддаваться усталости не собираюсь.
– Не переживайте, с вашей дочерью все хорошо, – заверяю ее. – Она под присмотром хороших врачей. Вы сейчас о себе позаботьтесь, ладно?
– Ладно, – вздыхает.
С тяжелым сердцем завершаю разговор, убираю телефон в карман.
– Дим, я надеюсь, ты сегодня после работы домой? – хмурясь, спрашивает Хмельницкий.
– Так хреново выгляжу? – усмехаюсь, представляя себя со стороны.
– Ну, скажем так, когда ты работал в частной клинике, то выглядел гораздо лучше, – откровенно произносит Саня.
– Парни! Ну наконец-то я вас нашел! – к нам вновь подходит запыхавшийся Серега.
– Карпов, только не говори, что привезли сложного пациента, – тут же говорит Хмельницкий.
– К нам едут пять «скорых», – новость выбирает из колеи.
– Что случилось? – спрашиваю единственное, что сейчас имеет значение.
– Массовое ДТП, – от слов Карпова сердце ухает вниз. – Водитель не справился с управлением.
– Подробнее, – с нажимом произносит Санек. – Здесь много вариантов. Начиная с банального лоб в лоб и заканчивая влетанием на всей скорости в здание.
– У нас нечто посередине, – озвучивает расклад.
– А если все-таки рассказать? – настаиваю уже я. Мне становится тревожно.
– По словам журналистов, машина на всей скорости влетела в автобусную остановку, – окончательно разбивает все мои надежды на нормальный обед.
– Понял, – сурово кивает Саня. – Дим, договорим позже.
– Конечно.
Глава 4. Настя
– Насть, ну зачем тебе этот ребенок? – не унимается Юлька, ходя за мной по пятам.
Подруга дико возмущена моим решением оставить дочку и никак не может успокоиться. Она считает, что я должна была отказаться от ребенка, забрать деньги и больше никогда не вспоминать о прошлом.
Юля единственная знает правду про мою беременность. Мне нужна была поддержка, и поэтому я ей все рассказала и ни на минуту не пожалела об этом. Юлька очень сильно мне помогла.
Все остальные считают, будто я так хорошо «гульнула». Если честно, то я просто больше не смогла придумать, что им сказать.
Вдаваться в подробности принятого решения я не собираюсь. Пытаться достучаться до людей – тоже.
Никто не поймет. Только осудят и продолжат смешивать с грязью, а я так не хочу.
Я не виновата, что жизнь меня поставила в такие жесткие условия, и стать суррогатной матерью для чужого ребенка был единственный шанс.
Поэтому те, кто осуждают женщин, решивших за деньги выносить для других малыша, с какой-то стороны правы. Внешне.
А вот если копнуть глубже…
Правда у каждого своя.
– Нужен, – коротко отвечаю. – Юль, давай не будем сейчас об этом, – прошу, не скрывая своих чувств. – Мне и так очень плохо, а ты вместо поддержки только сильнее топишь.
Я сейчас нахожусь в полнейшем раздрае, не понимаю, как действовать дальше, и вот уж точно, чего мне не нужно, так это чтобы кто-то читал нотации. Эмоции и здравый смысл разошлись во мнении, и у меня никак не получается привести их к компромиссу.
Привязанность и нежность, которые я испытываю к малышке, не объяснить. Мои эмоции не подвластны ни разуму, ни здравому смыслу, и борьба с ними равносильна схватке с самим собой.
Победителей не будет.
Я должна была просто отдать малышку, никогда ее не увидеть и уж тем более не должна была вмешиваться в ее жизнь.
Но вот только ситуация обернулась иначе. Никто не ожидал, что у девочки столь редкий порок.
Те, кто так ждал дочку, отказались от нее
