Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
с салтаном сибирским воевал. Тот русские земли зорил, торгу мешал, а самоядь – она мирная. С ней и без того торг можно вести».
«Как бы государь не разгневался. Вместо награды, опалы бы не положил. Да разве Ивана уговоришь? Не послушает все равно».
Сколько ни думала Анна, так ничего и не надумала.
Лукерья – Афонькина женка
Наутро Иван велел седлать и сказал, что они с Лободой в дальние деревни поедут, чтоб не ждали их: может, там и заночуют.
Первый раз, как за Иваном была Анна, одна она осталась. Скучно ей стало к ночи, думалось все про то, что Иван Лободе говорил, а надумать все равно ничего не могла.
«И чего Фроська не идет? – подумала она. – То не прогонишь, а как надобна, так и нет ее. Постель бы постелила, спать лечь поране».
А тут Фроська и вошла.
– Припозднилась я малость, доченька, – сказала она, – ты не серчай. Дело, вишь, какое. Зашла к куме ключнице, а у ей, гляжу, бабка сидит, рекой разливается. И не признала я попервоначалу. А там гляжу – Афонькина женка, Лукерья. По хозяину убивается. Сказывает, с коих пор слуху не было. На Москве ее Афонька покинул, как сам на Соль поехал. В щепетильном ряду[29] у них пол лавки откуплено. Кружевом да иголками торгуют. Сулил ей Афонька тем еще летом побывать. Хозяин-то его на Москву что ни год посылал. А тут второй год пошел – не бывал у ей Афонька и вести не дает. Мелеха, как его хозяин на Москву прислал, зашел к ей побывать, да и сказывает, что Афоньки-де и на Соли нет.
– Так убег же Афонька, сказывал Иван Максимыч, – промолвила Анна.
– Кабы убег, доченька, на Москтве б побывал, Как же. Отсель-то ничего не забрал. Все животы его так в чулане у его и лежат. Не миновал бы на Москве побывать. Да и хозяйку свою жалел Афонька. Дочеришка у их тоже есть. Побывал бы безотменно.
– Так нет же Афоньки тут, – сказала Анна с досадой, – сама ведаешь. И не посылал его Иван Максимыч zикуда. Cтало быть, убег.
– Ох, уж и не знать, что с им сталось! – промолвила Фрося и головой покачала. – Ревет бабка, убивается. Завтра сбирается в соборе панихиду отслужить за упокой души Афоньки. Сказывают, коли по живом панихиду отслужить, беспременно отзовется.
– Все то бабьи молки, Фроська, – с сердцем сказала Анна, лучше б к кому из сродников подалась Лукерья, – может, схоронился у кого холоп. Ведает, что прогневил хозяина. То и на Москву не едет. Опасается, не разыскали б.
Наутро, не успела Анна одеться, как Иван Максимович с Лободой воротились. Иван вошел в опочивальню веселый, раскраснелся с мороза, борода заиндевела. Обхватил он Анну холодными руками за плечи и сказал:
– Ну что, хозяюшка, скучала по муже? Аль, рада была, что не докучал.
– Уж ты скажешь, Ваня, – докучал. И то, ведаешь, скучно было вечор одной-то.
– Ну, ин ладно, – сказал Иван и по спине ее хлопнул, – вишь, приехал. Не уйду никуда. Лошади там у нас отменные. Берегут, видно, холопы. Вели-ка ты Фроське сюда поснедать принесть, а сама покуда мужу сапоги сыми. Замерзли ноги-то. У печки погреюсь.
– Я сама принесу пойду, Фроська-то в собор ушла на панихиду.
– На панихиду? Аль помер кто?
– Да не. Бабьи-то молки. Лукерья, вишь, мужа не сыщет. Говорит, как жив, а панихиду отслужишь, так безотменно отзовется.
– Какая Лукерья? – спросил Иван.
– Да Лукерья, Афонькина женка.
– Афонькина! – крикнул Иван и побелел весь. С лавки вскочил. – В собор! Да как ты смела пущать! Забывать лишь стал, а ты…
Анна тоже вскочила, испугалась.
– Чего ты, Ваня? – сказала она. – Да я и не видала ее. То Фроська…
Иван и не слушал ее больше. Схватил со стены плетку и без шубы, без шапки кинулся из горницы в сени.
Анна побежала за ним, кричала ему вслед:
– Ваня, постой, куда ты? Шапку хоть возьми.
Но он оглянулся на нее и крикнул:
– Не моги за мной! – а сам выскочил из сеней на крыльцо.
Анна со страхом слушала, как он загремел по лестнице, а там увидала в окно, как он бежал по снегу через двор, без шапки в ворота и прямо к собору.
Сердце у Анны замерло.
Минуты не прошло, как с соборного крыльца выкатилась толпа холопов. Все бежали, что есть сил, прыгали через ступени, толкались. Один не удержался, покатился со ступеней. Другие скакали через него. Мужики находу шапки натягивали, бабы подолы подбирали. Все бежали, сломя голову, и со страхом оглядывались назад. За ними выскочил Иван, плетью махает. Кто отстал – наотмашь стегает. Но с крыльца Иван не сошел, остановился, плеть пополам переломил и в снег швырнул. Потом тряхнул головой и снова вошел в собор.
Анна все стояла у окна. Сердце так и колотилось у нее. Никак она не могла в толк взять, чего Иван так вскинулся, – не то осердился, не то словно бы испугался чего.
Тут тихонько задняя дверь скрипнула, и Фроська вошла в сени. Лица на старухе не было, дрожала вся.
– Доченька, – заговорила она, еле дух переводя, что с хозяином-то?.. Нечистый, видно, его. В соборе ведь!.. Отец Лука служил. А он как вскочит с плетью… Не иначе, как нечистый… И ну – стегать всех. «Вызывать вздумали, – кричит. – Я вам вызову…» И сторожа стегать принялся. «Ты, – кричит, – смерденок, набухвостил! Убью!» кричит. Лука в алтарь кинулся, сторож за им. Мы в двери. А хозяин за нами. Стегает по плечам, по головам. Насилу ноги уволокли. Что с им, доченька?
– Иди, Фроська, – сказала Анна, – схоронись где, вон хозяин двором идет. Да Лукерье скажи, пусть уходит отсюда лучше. Нет здесь Афоньки. Попадется она Ивану Максимычу, худа б не было.
Фрося только головой кивнула и скорей ушла в задние двери. Анна тоже ждать не стала, вернулась в свою горницу.
Мелеха
С того самого дня Иван на Анну и смотреть не стал. Точно она в чем-нибудь провинилась перед ним. Да и не на нее одну, на всех глядел волком. Все время проводил с Лободой. Тот принялся холопов учить из пищалей стрелять. Но пищали давно уж в деле не были, лежали в повети, – сыро там, заржавели, ни одна почти не стреляла.
Иван и на то рассердился. Ругал Галку, как он не досмотрел, что пищали в сыром месте лежат. Самую нужную вещь загубили. А больше всего Иван был зол
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
