Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
не поплатится батюшка нипочем. Вот земли-то по Чусовой и отойдут к ему.
– Никак тому быть не можно! – крикнула Анна сердито. – Раззор то нам, да и сором.
А тут с крыльца вошел Иван и крикнул:
– Ты чего тут у светлицы топчешься? От баб ни на шаг. А туда же – своя голова на плечах! Подь со мной. Надобен мне.
Данила пошел за отцом. Анна ногой даже топнула. На нее и не взглянул Иван.
Так ничего и не сказал Иван Анне Ефимовне, на что он столько денег у Шорина занимает. Немало времени прошло, покуда все уладилось. Десять тысяч занять не шутка.
Целый месяц прожил на Соли Шорин, То Иван Максимович в нему ходил, то Шорин к Строгановым. Наконец, шепнул матери Данила, покончили дело с Шориным. Уговорную запись Галка написал, что выдает Шорин Ивану десять тысяч, а тот ему все земли по Чусовой реке передает. И чтоб Шорин теми землями два года владел, и с варниц, что там настроены, соль продавали и пушнину у вогуличей выменивал. Строгановым в то не вступаться. А через два года на Благовещенье должен Иван ему те десять тысяч вернуть. А коли не вернет, земли те за ним, за Шориным останутся. И Данила тоже подписал ту уговорную запись. Коли отец ране помрет, он повинен платиться.
Руками побились, грамоты подписали, целых две. Одна у Строгановых в соборе Благовещенском будет храниться, в другую Шорин с собой увезет. Шорин и казну привез. Три коробья денег. В поветь заперли под повалушей. Галка принимал коробья. Целый день пересчитывал деньги мешок за мешком. Он же и расписку дал.
Иван Максимович сразу повеселел, как привезли в дом казну. Заторопился снаряжать Мелеху в Москву. Государю послал три тысячи, и в грамоте Галка написал, чтоб не гневался государь на малом даре. По осени Иван Максимович сулил много больше послать. Данилка рассказал про то матери и сам дивился, откуда отец думает к осени раздобыть казны. Мелехе Иван Максимович дал короб казны для государя, и еще полкороба, а на что – Даниле не говорил. И Галка молчал, хоть и знал наверно.
Когда уезжал Мелеха, Иван Максимович ему строго приказывал вернуться по зимнему пути. Анна Ефимовна довольна была. Совсем пить бросил Иван Максимович, на посад больше не ходил. А самое первое – делом занялся: стал проверять дворовых холопов. Много их было у Строгановых. Еще Максим Яковлевич завел, чтоб было кому защищать, если нападут на Соль поляки или казаки. И оружейный двор свой был у Строгановых, холопы учились стрелять из пищалей, из самопалов. Теперь войны больше не было, Анну Ефимовну давно досада брала, что надобно столько дармоедов кормить.
«Может, земли им поверстают, думала она, – да на пахоту посадят. Говорила я ему тот раз, как в деревню мы ездили. Хозяином становится Иван, – бог даст, за ум возьмется и промысел наладит».
Раз под вечер Анна Ефимовна вышла на крыльцо, Иван в тулупе на завалинке сидит, и Данила рядом с ним. Перед ними холопы толпятся, а Галка со свитком запись ведет.
«Сразу видно хозяина», подумала Анна.
Вдруг издали бубенчики зазвенели, ближе, ближе. Кому бы быть? От посада – не с Москвы, стало быть с пермской стороны. Не Андрей ли Семеныч? Нет, к ним заворачивают, в ворота. Кто ж такой? Шапка баранья – господи! Казак тот – Лобода!
«Вот нанесло окаянного, – подумала Анна. Только лишь одумываться стал Иван, вновь смущать будет, питух непутевый».
Анна Ефимовна с досады ушла к себе в опочивальню и огня не зажгла. Легла на лавку, так в темноте и лежала.
Недолго спустя вошел в переднюю горницу Иван с гостем. Гостя усадил на лавку, а сам прошел через горницу и заглянул в опочивальню. Анну он в темноте и не заметил. А ей не хотелось голоса подать. Велит еще Иван выйти да потчевать гостя.
– Нет никого, – сказал Иван. – Заждался я тебя, Лобода. Терпенья не стало. Выкладывай – где побывал, чего повидал?
– Ну, Иванка, – отвечал Лобода. – Верно ты сказал. Край – конца нет. Хоть три года скачи.
– А посадов много? – спросил Иван.
Какие там посады. Прямо степь, как у нас на Дону, – снег один. А лисиц, а лосей, а оленей! Руками бери. Богатый край, видать. Зима ведь, снег один. А летом-то! Луга, надо быть, То-то благодать! И жилья мало. Дале-то одна самоядь, почитай. Стада, видно, у них несчитанные. А ехать летом надобно, смерзнешь зимой. Водой все – по Вычегде, а там по Пижме, по Печоре и по Усе, до самого Каменя[28]. Разузнал я, верных людей спрашивал. Дорога прямая. Реки-то большие, кое-где только волоком.
Слышит Анна – Иван заходил по горнице.
– Ну, Лобода, коли так, и гадать нечего. Мелеху я на Москву послал за военным запасом, пищалей чтоб купил заморских, самопалов, копий. И велел ему на Москве да в Вологде казаков нанять не мене полсотни. Тут у нас своих холопов наберем сотню. Ты их тотчас учить начинай. Лошадей своих тоже наберем. Как Вычегда пройдет, в тот же час в путь тронемся. За лето весь тот край повоюем. А! Чуешь? Тот край, чай, не мене Сибири. А самоядь ту неужли не повоевать нам? – Самоядь? – крикнул Лобода. – Да ты дай мне десяток казаков, пищалей заморских, а сам дома сиди. Всех их тебе повоюю. Вот как!
– Почто дома? Сам поеду. Воротимся, добра навезем. Государю тем краем челом ударю. А он меня за то ближним боярином пожалует. Пущай все Строганова Ивана ведают! Именитый боярин – царство повоевал. А? Небось, Степка за версту шапку ломать станет. Эх, выпьем на радости, Лобода! Подь в повалушу. Анна бы сюда не пришла. Бабам до времени не к чему сказывать.
– То так. Чай, бабы не для разговору.
– Ну, спасибо, Лобода, – сказал Иван, вставая, – не иначе, как бог мне тебя послал. Памятуешь, в кружале у Замоскворецкого моста впервой сцепились, Мало досмерти ты меня не убил. А там приятелями стали.
Лобода захохотал.
– Ну, и ты, Иванка, таки как примешься человека молотить…
Приятели вышли и громко хлопнули дверью.
Анна вскочила. Сразу точно все перевернулось перед ней. И Иван другим стал, и Лобода. Не бражники они, выходит, не питухи – воины! Оттого, стало быть, о промысле не думал Иван – другое на уме было. Оттого и Лободу выписал. Дело-то какое задумал! Край целый повоевать! Богатырь.
«А ладно ль Иван все то затеял? – подумалось вдруг Анне. – Ермак-то ведь
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
