жителей на нем, во время которого им могли показать фильм или дать почитать газету, напечатанную на борту самолета во время полета, все это в конечном итоге позволило бы привлечь новых членов в ОДВФ и получить дополнительные средства на развитие авиации. К сожалению, история «Максима Горького» закончилась катастрофой, отнюдь не по вине его создателей. В один из летних воскресных дней 1934 года самолет должен был совершить несколько демонстрационных полетов над Москвой. А пассажирами должны были быть работники авиационной промышленности — в первую очередь ударники заводов, строивших самолет, вместе с их семьями. В воздухе самолет эскортировали четыре истребителя.
Во время второго полета пилот-лихач одного из истребителей эскорта решил продемонстрировать свое мастерство. Он стал описывать мертвую петлю вокруг крыла гиганта и, не рассчитав, врезался в крыло.
На второй год пребывания Микулина в ЦИАМе с ним произошел казус, приведший его к мысли, что порой глупость человеческая не имеет пределов. До этого, общаясь с Жуковским, Туполевым, Стечкиным, Архангельским, Бриллингом и другими, он полагал, что беспределен лишь талант. История эта началась в столовой ЦИАМа. Стоя в обеденный перерыв в очереди за борщом, Микулин с увлечением доказывал соседям, что конструкторов надо воспитывать еще со школьной скамьи. Что в государственных интересах необходимо выявлять еще в кружках Дворцов пионеров одаренных детей, склонных к техническому творчеству, всячески развивать их способности, устанавливать над ними шефство, прививать им еще на студенческой скамье вкус к проектированию. Только тогда промышленность получит толковых конструкторов. Речь Микулина так заинтересовала всех, что очередь забыла о борще, и только резкий стук половника о стенку кастрюли — раздатчица борща напомнила о себе — прервал его выступление.
Когда же Микулин уселся с тарелкой за стол, рядом с ним поставил свой борщ председатель месткома института.
— Слушай, Микулин, — начал он прихлебывая борщ, — а ведь ты дело говорил. Способные ребятишки нам нужны. И шефство над ними дело хорошее.
— Конечно хорошее.
— Так вот, Микулин. Чтобы зря воду-то в ступе не толочь, давай пиши об этом статью в очередной номер газеты. Идет?
— Идет, — кивнул Микулин.
Статью он тотчас же написал, и через неделю все уже толпились у нового номера стенгазеты. Неожиданно на следующий день после того, как вывесили стенгазету, она исчезла. Микулина вызвали в местком.
— Тут с твоей статьей мы политическую промашку дали, — сказал председатель месткома, — и на тебя заявление от одного партийца пришло.
Он вынул листок бумаги и начал:
— Беспартийный инженер Микулин сделал антиобщественный выпад.
Далее в заявлении осуждались взгляды Микулина, потому что, дескать, Советская власть открыла людям все дороги, и всякий может стать тем, кем хочет. А если отбирать по таланту, то где же завоевания Октября?
Слушая эту галиматью, Микулин только диву давался. Однако к вечеру его вызвали в ГУАП. Войдя в зал, он увидел множество конструкторов и многих членов кружка Жуковского.
— Микулин, ты чего опаздываешь! — окликнул его Архангельский.
— А в чем дело?
— Так собрались же тебя прорабатывать. Говорят, ты какую-то контрреволюционную статью написал.
Теперь Микулина все это стало уже не удивлять, а бесить. Собрание начали с того, что председательствующий прочел статью Микулина в стенгазете, которую доставили из ЦИАМа, а затем автор заявления зачитал свое письмо.
Пока он читал, конструкторы с недоуменным видом перешептывались в зале. Когда он кончил, воцарилась тишина.
— Вопросы есть? — сказал председательствующий.
— Есть, — Микулин встал и, обращаясь к автору заявления, звонко, на весь зал, выкрикнул. — Объясни нам, почему ты — инженер, а не Бетховен?
— Так у меня ж таланта нет, — начал тот.
Но его слова заглушил хохот, который, как волна, прокатился по залу от задних рядов до президиума. Когда председатель увидел, что президиум уже хохочет, он позвонил в колокольчик и что-то сказал, но его из-за смеха не расслышали. Тогда он махнул рукой и жестом показал, что собрание распускается.
В 1934 году Микулин получил неожиданно подарок от Орджоникидзе. Дело было так. Однажды на его столе зазвенел телефон. Он снял трубку и мгновенно узнал голос наркома.
— Слушай, Микулин, приезжай, пожалуйста, ко мне. Тут тебя подарок дожидается.
— Буду у вас через пятнадцать минут, товарищ Серго, — ответил заинтригованный Микулин, не решаясь спросить о подарке.
— Слушай, а почему так быстро? Ты что на своей мотоциклетке хочешь приехать? Да?
— Да, товарищ Серго.
— Слушай, Микулин, прошу тебя, оставь мотоцикл дома и приезжай на трамвае.
— Хорошо, товарищ Серго, только это долго будет.
— Ничего, — в голосе Орджоникидзе слышался смех. — Я не тороплюсь. Я подожду.
Микулин, теряясь в догадках, положил трубку и вышел из кабинета. Сел на трамвай и через час вошел в знакомый кабинет Орджоникидзе. Поздоровался, огляделся, ища взглядом подарок.
Орджоникидзе заметил его взгляд.
— Не там ищешь. Пожалуйста, подойди к окну и посмотри вниз.
Свесившись через широкий подоконник, Микулин увидел внизу у тротуара легковой автомобиль ГАЗ-А, только что сошедший с конвейера Горьковского завода.
Орджоникидзе положил ему руку на плечо.
— Мы решили за твой мотор тебя премировать. Держи ключи от машины.
— Большое спасибо, товарищ Серго.
— Спасибо не говори, — сказал нарком. — Ты лучше скорей еще один мотор изобрети.
— Постараюсь, товарищ Серго.
— И еще. Перед тем как сядешь изобретать, чтоб не получилось, как с М-13, отправляйся на международную авиавыставку в Англию. Там будет воздушный парад. Посмотришь, что к чему, тогда и изобретай. Понял?
— Понял, товарищ Серго.
— Приказ о твоей командировке я подписал. Готовься к отъезду.
Микулин, прыгая через ступеньки, вихрем помчался на улицу, подбежал к машине, рванул дверцу. Машина была открытая с брезентовым верхом. Летом в такой ездить было сплошное удовольствие.
Микулин вставил ключ зажигания и с минуту газовал, слушая по привычке работу мотора, и потом медленно тронулся с места.
Из командировки в Англию Микулин вернулся с двойственным чувством. То, что он там видел, убедило его, что его мотор пока остается непревзойденным по мощности в практике мирового авиадвигателестроения. Но то, что на выставке то и дело слышалась немецкая речь, настораживало. Согласно Версальскому миру, Германии запрещалось иметь собственные военно-воздушные силы. Однако похоже было на то, что немцы усиленно разрабатывали новые образцы боевых самолетов в заграничных филиалах своих фирм.
Еще более отвратительное впечатление оставляла поездка по Германии, где только что к власти пришел Гитлер. Собственно говоря, Микулин лишь в поезде дважды пересек Германию туда и обратно. Но даже то, что он видел из окна вагона, поразило его. Везде свешивались флаги со свастикой. То и дело попадались наглые штурмовики в коричневой форме, лающие выкрики «Хайль Гитлер», неприкрытая враждебность пограничников и таможенников к обладателю красного паспорта, испуганные взгляды, которые
