с Лю Ханем, как и раньше, первым протягивал руку и интересовался делами.
Дела у Ханя шли прекрасно: появились деньги, девочки, покровители. То, что Чжоу играл в школьном спектакле Ромео, а Ли – Джульетту, и по ходу репетиций они постоянно были вместе, обнимались, целовались, не вызывало в нём ревности. Его бесили удачливость, смелость и нравственная чистота Юнкана; его злило, что Жасмин Ли выбрала красавчика, умницу и богача; он ненавидел себя за происхождение, бедность и всеми силами хотел доказать миру собственную значимость. Он не пожалел Чжоу, он просто знал: убей они его или искалечь – тюрьмы не избежать, а за решётку не хотелось.
Понятно, убили бы ребята, но разве не подло подставить их, а самому остаться на воле и таскать передачки? Лю Ханю было плевать на всякие там моральные принципы: в мире, куда он упорно лез, за такие штуки, как подставы, лишают авторитета. Лю завоёвывал авторитет всеми возможными способами, поэтому убийство пришлось бы взять на себя. Такое преступление сделало бы его непререкаемым лидером, но, чёрт возьми, в тюрьму не хотелось – кто знает, каким он оттуда выйдет и когда. Всякое рассказывали: как там пытают, опускают, о заразных болезнях и полицейских, которые используют заключённых как рабов. В конце концов, Чжоу Юнкан близко не касался его дел. Жасмин Ли расцвела и стала невообразимой красавицей – да сколько таких вокруг! Убивать из-за детской обиды и собственных амбиций не имело смысла – со смертью Чжоу не исчезнут тысячи других мажоров, которым повезло родиться в хороших семьях. Лучше заняться делами и самому подняться до тех вершин, которые предназначены лишь избранным. Так решил Лю Хань. Подобное здравомыслие позже много раз спасало ему жизнь.
Что касается женщин, то, как говорится, у мужчины всегда должен быть недостижимый идеал. Стоит раздеть самую прекрасную женщину, и радость обладания исчезает через пять минут. Лю Хань понял это уже в ранней юности, просто не мог чётко сформулировать. От Жасмин Ли остались образ и ручка. Ручкой Лю писал письма, пока те писались ещё на бумаге, ставил подписи под разными документами, записывал чьи-нибудь важные для него слова или просто чиркал в блокноте на переговорах, что очень смущало партнёров, – им казалось, что он задумал недоброе, и поэтому они быстрее соглашались на его условия. Лю Хань никогда не был ранен, если ручка была при нём; сделка удавалась, если ручка была при нём; чиновники меньше ломались, когда брали взятки, если ручка была при нём. Ручка стала его оберегом на долгие годы. Но чернила закончились, корпус вытерся, поцарапался, дела резко пошли в гору, и оберег стал не нужен – его убрали в коробку со старыми вещами, где он пролежал, как говорится, тридцать лет и три года. И вот теперь, когда тюрьма стала реальностью, Лю Хань вспомнил о подарке Жасмин Ли. Он вспомнил, как выпутывался из самых сложных ситуаций, если у сердца, в левом кармане пиджака или рубашки, ощущалась грошовая пластиковая трубочка.
«Эврика! Оберег слишком долго пролежал без дела и потерял силу. Да, точно, в нём спасение! Если сейчас найти ту ручку, то всё будет хорошо: удастся бежать в Европу или Австралию, обо мне забудут, я затеряюсь на просторах другого континента и сохраню жизнь, а может быть, даже честь», – думал Лю Хань, пытаясь найти ручку.
– Где же, где же та ручка? На ней были какие-то латинские буквы…
* * *
Уж давно это было. Лю с мальчишками до позднего вечера играл в футбол. Тёмный шар мяча почти слился с вечерней тенью, а ребята никак не могли остановиться, лишь голод и жажда заставили их разойтись. В тот вечер на улице, где жил Лю Хань, стояло человек пятнадцать – двадцать взрослых. Они тихо переговаривались, обсуждая плотника Ту, что жил неподалёку. В деревне его любили за честность и мастерство. Люди повторяли каждый раз, когда речь заходила о нём: «Хороший человек, только жена ни дать ни взять – вылитая Пань Цзиньлянь[13]. От такой добра не жди; Ту когда-нибудь пристукнет её или на себя руки наложит». Лю Хань как-то спросил у отца:
– Кто такая Пань Цзиньлянь и почему мастера Ту жалеют, когда вспоминают его жену?
Отец тогда промолчал. Спустя пару лет Лю сам понял, что к чему. Плотника, из-за которого на улице собралась толпа, нашли повесившимся на кровати в собственном доме. К нему зашёл сосед, чтобы договориться о починке крыши. Постучал раз, другой – ответа не было. Тогда он вошёл без приглашения, решив, что мастер чем-то занят и просто-напросто не слышит, что к нему пришли. Плотник стоял на коленях, спиной к двери, с верёвкой на шее; другой конец верёвки был закреплён на спинке кровати. В таком положении, как сказал потом местный полицейский, Ту пробыл не меньше суток, пока его распутная баба забавлялась с молодым трактористом. «Значит, Пань Цзиньлянь тоже забавлялась с трактористом, а её муж от бессилия и горя покончил с собой», – так подумал Лю Хань и с тех пор стал ревнивым и подозрительным, сначала наблюдая за матерью, а позже за всеми женщинами, с кем ему приходилось быть в отношениях. Сам он не раз пользовался чужими жёнами и девушками, и его совесть ничуть не возмущалась, когда он развлекался с ними, даже поощряла это, если рогоносцем становился враг, которого по тем или иным причинам нельзя было наказать физически или деньгами. Лю Хань, как о нём шептались, в проницательности не уступал Сунь Укуну, Царю обезьян[14], – он видел всё наперёд, поэтому ни разу не попался, когда соблазнял чужих жён. Более того, в девяностые на него было совершено много покушений и ни одно из них не удалось. Лю обладал истинными дарами лидера: умением предвидеть, угадывать мысли и намерения, чувствовать, где можно потерять деньги, а где – хорошо заработать. Он умел добиваться своего, брать паузу, отступать на шаг назад, чтобы потом сделать огромный скачок вперёд. Только с Жасмин Ли его магия почему-то не срабатывала. Видимо, она так очаровала его, что ему просто не хотелось знать правду. Приятнее было мечтать, чем знать наверняка. Что ж, у всех великих есть муза, без неё больших дел не сделаешь.
Первая подружка Лю Ханя, Лю Мяомяо, музой стать не могла при всём желании. Она была красивой девушкой, не по годам развитой чувственно и телесно. Стоило ей накраситься, распустить волосы, надеть коротенькую кожаную юбочку и обтягивающий топик, больше похожий на лифчик, как даже взрослые
