церкви. В городе имелась и почтовая станция, и телеграфная также.
Познакомилась Елена через несколько месяцев с ладным армянским парнем Рубеном Канаяном. Сыграли свадьбу по армянским канонам. А в 1912 году у четы уже появился первенец – Сурен.
И вот грянула 1-я Мировая война. Через Игдыр потянулись колонны повозок, застучали по камням арбы выселенных из своих домов и согнанных с земель изможденных армянских беженцев. Турецкие власти занялись национальной чисткой. Успехи русской армии в 1916 году вселили в жителей Игдыра надежду на мирное будущее. В семье Канаян уже подрастал Сурен, бегала по двору маленькая Белла. Великая война катилась к концу, но турки вновь стали теснить, продвигаться на север. В 1918 году, когда Армения стала независимой, разразилась уже Армяно-турецкая война. Турки вошли в Игдыр.
И хотя Игдыр вновь перешел в руки армян, семья решила обосноваться в Александрополе (позже – Ленинакан, ныне Гюмри), а позже переехала в Майкоп, под крышу родного дома Лобановских-Шапошниковых.
В юные годы Рубен учился в семинарии в духовном центре армянской церкви Эчмиадзине. Преподавал ему композитор и фольклорист Комитас. В жизни Рубен утверждал себя самообразованием, как самоучка.
Спокойные 1930-е годы, в доме растут трое (в 1928 появился на свет Левон). Ожидая рождение сына, семья решила его назвать Сергеем. И вот, когда Рубен пошел регистрировать младенца, он неожиданно записывает сына как Левон. Всю жизнь по паспорту сын так и числился – Левон. И когда звонили по телефону по работе, его всегда называли «Левон», а в семье, среди друзей его знали как Сергея.
Рубен занимается торговыми делами, работает представителем торгпредства АССР, часто бывает в Майкопе, где живет семья и где Елена Канаян учит детей в школе. Затем Рубен становится юристконсультом в арбитражном суде. В 30-х и дочь Белла стала учительницей, причем со временем среди ее учеников сидел и ее младший брат Левон.
К началу Великой Отечественной войны старший сын Сурен, окончив политехнический институт, уже работал в Ереване в республиканском министерстве транспорта. Осенью 1941 года начал действовать иранский коридор, по которому поставляемые по ленд-лизу вооружение, оборудование и материалы союзников переправлялись Красной Армии. Сурен, уже ставший офицером Красной Армии, обеспечивал прохождение грузов на своей территории. Работа ответственная, если что не так – под трибунал. Изабелла Канаян до войны работала по линии комсомола в Баку, а в 1941 году она уже занимается комсомольскими делами в родном Майкопе, работает 2-м секретарем горкома ВЛКСМ – и одновременно преподает в школе.
В начале августа 1942 года, при подходе немецких войск первый секретарь горкома вызывает Беллу и строго говорит:
– Срочно собирайся. Через несколько часов здесь будут фашисты. Часть актива уходит в леса, в партизаны, а ты с семьей немедленно – в горы. На юг. У тебя же есть родня в Ереване?
Прибежала домой, на ул. Челюскинцев. Конечно, мать и вся родня были ошарашены. Елена Константиновна и Белла покидали вещи в подводу, с ними четырнадцатилетний Сережа – и в путь. По горным дорогам.
Управляться с лошадью в семье умел каждый. Если по прямой до Еревана добираться – почти тысяча километров! Ущелья, перевалы, склоны, карнизы. Не доехать!
Решили двигаться к морю, а там – по воде на судне. Добрались до одного из портов Кубани, вышли на причал. Как раз стоит под погрузкой теплоход, еще можно успеть. Но …
– Нет, – говорит Белла. – Ни за что не сяду… – Слушай, дочка, другой возможности не будет. – Нет и все!
Что ж, Канаяны остались на берегу. Только отвалил теплоход от причальной стенки, взял курс в открытые море – налетели немецкие самолеты, посыпались бомбы. Одна из них угодила в судно – и на глазах провожавших транспорт затонул. Видно, у Изабеллы сработало шестое чувство. На память о бегстве из родного города мальчик поднял с земли увесистый осколок бомбы. Кусок металла с острыми краями долго лежал в доме, пока при очередном переезде не исчез.
В Ереване семья, наконец, воссоединилась. Зажили под одной крышей на улице Брюсова; если пройти по ней, не скажешь, что это столица республики: частные дома, сараи, строения покосились.
После войны Елена Константиновна ходила согнувшись, очень медленно: при бегстве во время войны из Майкопа она упала с телеги и повредила позвоночник. К ней домой приходили выпускники, очень ценили они добрую и терпеливую учительницу. Любила она наперегонки решать математические задачи с внучкой Ниной (девочка в совершенстве владела этим предметом).
Старший сын Сурен долгое время работал начальником управления шоссейных дорог министерства транспорта. Осуществлял надзор за строительством и ремонтом магистралей и инженерных объектов. До сих пор недалеко от Аштарака стоит мост, наблюдение за строительством которого вел Сурен.
Изабелла стала после войны учительницей истории. Во время уроков ее периодически проверяли: ведь педагог, да еще такого идеологического предмета – из рода Канаян, династии, из которой вышел известный дашнак.
Драстамат Канаян (известный как Дро) приходился Рубену Ка-наяну троюродным братом. Родился, как и Рубен, в Игдыре, стал членом национально-освободительной организации «Дашнакцутюн», которая ставила своей целью освобождение армян от турецкого ига и создание самостоятельного государства. В 1920 году он стал военным министром Республики Армения до вхождения ее в состав РСФСР. Эмигрировал из СССР в 1920-х.
Имя далекого брата висело черной тучей над Канаянами долго: движение дашнаков было в СССР признано антисоветским. В независимой Армении имя Канаяна было реабилитировано, партия «Дашнакцутюн» сейчас является парламентской партией.
После войны Левон стал биологом и зоологом. Ему было интересно все, связанное с животным миром. Мечтал он ездить по белу свету, знакомиться с новыми сообществами живых организмов, с экзотическими животными, защищать природу. Работал в зоопарке, с удовольствием ухаживал за животными. Потом поступил в аспирантуру, в 28 лет стал одним из самых молодых в Армении кандидатов наук. В институте животноводства возглавлял биохимическую лабораторию, – Был отец заядлым охотником и рыбаком, – рассказывает его дочь Валентина. – У нас в деревне, в Саратовке всегда жили охотничьи собаки. Держали лайку, была у нас и легавая. Раз на охоте на предгорья опустился туман, отец с товарищами идет по склону – и вдруг собака заливается лаем, тащит назад. И верно – впереди смертельный обрыв, пес предупредил об опасности.
Охотился Левон в основном на водоплавающую дичь, уток, а также на перепелов. На рыбалку выезжал в район Октомберяна, там много озер.
Конечно, Левон еще раз хотел взглянуть на старый дом в Майкопе, с которым связано было его детство. В 1970-х это желание осуществилось. И каким же маленьким показался ему тот дом, который
