— задача зело трудная, Евсей Раскривлякович.
Шут грозно заурчал тигрой и резво вскочил на ноги.
— Не можно Царю на поводу у знатных ходить! Как батюшка твой покойный, царствия ему небесного, поучал гордых кровушкой красной, припоминаешь, кормилец?
Глумец извлёк из коротких ножен на поясе деревянный кинжал, провёл оружием себе по горлу, захрипел, засопел. Потом шут выронил опасную игрушку, схватился за горло обеими ладонями, рухнул на пол, подёргался телом несколько раз и, наконец, в лютых мучениях издох…
— Воскресни, Евсей Раскривлякович.
Скоморох немедленно воскрес и снова уселся туркой на пол.
— Я юнцом был, но и поныне помню, как опричники в Алексеевой слободе на лоскутки разодрали боярина Репневского по указу родителя, — припомнил былое Государь. — Я стоял в горнице и из окна наблюдал, как со знатного кожу сдирают ломтями. В тот миг, я дал слово нашему Отцу Небесному: коли стану Царём — не буду холопов зря мучить...
— А зря ли вороны Репневского отделали, а, Государь?
— Разумный да разумеет. Тогда столько крови лилось, что ныне не разберёшь уже: кто правый был, а кто в самом деле повинный...
Государь в волнении потерзал бороду пальцами.
— А ить родитель и меня раз... чуть живота не лишил, тем посохом вон, угум... Покойный Фёдор Романовский закрыл меня жирным телом — так и от смерти выручил.
Глумец обернулся к стене Палаты, обитой багряной материей, где находился, прислонившись к полотну, Государев посох с округлым набалдашником, сплошь усыпанный драгоценными каменьями.
— Шуткуешь, отец? — нахмурил брови скоморох.
— Это ты у нас завсегда шуткуешь, — усмехнулся самодержец.
— Покумекай всё ж над моими словечками, батюшка родный. А сейчас, давай-ка, кормилец, шахматную баталию устроим, ась?
Глумец кивнул канареечным колпаком в сторону окна, где стоял маленький стол с точёными шахматными фигурами.
— Притомил ты меня ныне, ащеул любомудрый. С тобой биться не стану, не желаю. После полуденного сна ко мне Яшка Лихой зайдёт — с ним занятней сражаться.
— Вот-вот, кормилец, — широко улыбнулся придворный шут.
Пришёл полдень, потом настало время святой обедни, а за ней и трапезы. По традиции, после обеда всё Русское Царство погружалось в непродолжительный, но весьма сладкий сон... Затем шло пробуждение и зачиналась вторая половина божьего дня...
В Царской Палате за шахматным столиком сидели самодержец и стольник Яков Данилович Лихой. Сражение только разворачивалось: противники слопали друг у друга по одной пешице и в задумчивости буравили взорами доску.
— Литовцы союза просят, — молвил Царь, ожидая, когда стольник свершит ход.
— Супротив Короны биться? — не задумываясь, спросил Лихой.
— Оно самое. Хотят отвоевать у них... крепость Свеборг. А с нами золотом за подмогу военную расплатиться желают, м-да...
Яков Данилович сходил ладьёй и только после этого действия принялся переваривать в мозгу сей любопытный factum: самодержец сейчас поделился с ним государевой заботой. Да не пустяшной ерундой, вроде недавней драки в кабаке опричных и сыскных подьячих, а самой, что ни на есть важной — внешними делами Отечества.
— Что думаешь, Яков Данилович?
“Вот это фортель... Надо бы не опростоволоситься”. Самодержец по-прежнему раздумывал над ходом. У стольника имелись драгоценные мгновения дабы, как следует обмозговать ответ. Властелин пошевелил бровями и сейчас стало совершенно неясно: то ли кесарь действительно кумекает над ходом, то ли с нетерпением ждёт ответа на свой вопрос от воложанского дворянина.
— Не стоит, Государь.
Царь сходил конём, ворвавшись на половину поля противника.
— Чего говоришь, Яков Данилович? Не стоит?
— Одного Архангельска мало нам. Свеборг самим надо бы взять, великий Царь. Через порт с англичанами торг наладим: и потечёт в казну золотая река бурным потоком.
— Как крепость урвать предлагаешь?
Яков Данилович сходил королевишной, страхуя передовые ряды от наскока настырного коня супостата.
— Откажи литовцам в союзе, Государь. Отойдём в тенёк покуда. Пущай они со шведами с друг дружки хорошо крови попьют. Шведы тогда одолеют Литву, как пить дать. Да сами истощатся премного.
— Продолжай речь, стольник, ну, — Государь сходил пешицей.
— В поход выступим в нужный час... и осилим, Господь в помощь, потрёпанного шведского зверя. Так и приберём себе крепость Свеборг.
Самодержец поднял ореховые глаза от шахматной доски и обжёг Якова Лихого пристальным взглядом.
“Чего это он. Насквозь прожигает…”
Государь улыбнулся и звонко расхохотался. “Ерунду брякнул. Вот я — баламошка никчёмная. Такой случай имел, Господи, ну как же то…”
— Зелёный кужонок ты ещё, Яков Данилыч. Но мыслю воротишь на правильный шлях — по государеву проку печёшься.
Царёв стольник опустил васильковые глаза книзу и постепенно его щёки стали наливаться алым цветом хрустящих наливистых яблок, что поспевают к концу месяца серпня.
— Твой ход, Яков Данилович.
Дворянин малость покумекал и двинул вперёд чёрную ладью.
— А ведаешь ли ты, стольник, как честные дворяне по крутой горе дворцовой службы карабкаются?
— Дворцовой? Гм, смутно, Государь.
— Угум, разумеется, — промычал Царь, перекидывая взор от своего коня до своей королевишны. — Поначалу честной дворянин попадает на службу, молвим, в Посольский приказ, под начало Матвея Ивановича Калганова, царствие небесного его усопшему родителю.
Государь деловито перекрестился на Образ в красном углу Палаты, Яков Лихой осенил себя знамением следом за кесарем.
— Далее дворянин служит, мозгой лишнего не скрипит, времечко бежит, а потом… что происходит, Яков Данилович?
— Не ведаю, — сглотнул слюну стольник.
— Толковый вельможа за честны́е труды получает от Государя чин думного дворянина. Следующие высоты — окольничий, боярин. Господь выручит — и до них дожить можно. А чин думного дворянина открывает дорожку вельможе... куда?
— Боярский Совет.
— Твоя правда, воложанский помещик. Толковый совет Государю завсегда нужен.
Кесарь выдвинул на левый фланг белую королевишну из-под своей ладьи.
— В Боярском Совете... презнатные бояре сидят, — в задумчивости покачал русой головой стольник Лихой.
— В Боярском Совете сидят бояре, — подрезал высказывание Якова Даниловича Властелин.
Стольник сходил башней по правому флангу, явно желая напролом просочиться к центру поля сражения.
Государь сходил белой королевишной.
— Мат тебе, стольник Лихой.
Воложанский дворянин резво пробежал по доске взором. “Святая правда, цари не лгут... мат”.
— Вали свово Государя, чего растерялся, — усмехнулся кесарь.
Яков Лихой взялся пальцами за крупную фигуру чёрного Государя и повалил его: великий князь с шумом упал на доску и перекатился по шахматному полю, задев собой две пешицы и башню.
— В Посольском приказе вскоре местечко
