Татола. И довольно долгое время кинжал этот провисел на поясе у этого эсра, который, конечно же, пользовался этим оружием небрежно. Он зачем-то затуплял его об камень, швырял в дерево и хвалился перед другими. Да и в моём сапоге он тоже напрасно всё это время лежал. Благо, я его хоть не ломаю, как тот тал.
В общем, как оказывается, эсры куют говорящие оружия, но вот только не многие из народа тёмных эльфов способны разговаривать со своими клинками. Наверняка оружия леталатов буквально поют от радости, что оказались в руках столь мастеровитых воителей. Я же предполагал, что тьма в моей душе укоренилась настолько, что я приблизился в своей сущности к этим тёмным воителям, а потому стал слышать Зарога. Во всяком случае, кинжал мою просьбу выполнил – он привёл меня к алмазаиле.
Саткарка находилась в окружении арлис, которые неистово сношались друг с другом. Все девушки как будто бы находились во сне и не понимали, что вокруг происходит. Это же чувство охватило и меня, как только мы стали приближаться к ней. Чары алмазаилы были настолько сильны, что я не мог противиться им, и шёл к ней уже не для того, чтобы убить, а для того, чтобы предстать перед ней и узнать, что она приготовила для меня. Краснокожая развратница оторвалась от своих жертв и тут же подскочила ко мне. Ходя вокруг меня, она что-то говорила, но я не слышал её, потому что был увлечён тем, что разглядывал стонущих арлис. Потом я оказался среди них и присоединился ко всей этой неистовой вакханалии. Меняя партнёров, я занимался этим все два полнолунья до того момента, как она не была убита, а вместе с ней и весь мой народ. Когда морок прошёл настолько, что я мог прийти в себя, то оказался первым, кто разорвал этот порочный круг. Когда разум окончательно восстановился, я смог осознать, что произошло, и меня переполнила ярость. Я, конечно же, сдержал её, не дал выхода, но это было очередным этапом моего погружения во тьму. Бродя по лесам Мордалали, которые пока что ещё не до конца пробудились от разврата, я продолжал втаптывать себя в эту тьму, что породил в самом себе. И так родилась месть. Следом за местью – ненависть. Если у меня ещё и был путь назад, к своей светлой сущности, то я не знаю, что нужно было сделать для исцеления. Дождавшись, пока в этот мир придёт другой Леармиэль, я вышел на опушку с мёртвыми Селезвионами, чтобы вознести жезл времён ещё один раз.
Часть 5
По дорогам ходят мои братья и сёстры, а среди них арлисы. И, если посмотреть на эту картину обычным взором, то кажется, что всё в порядке. Каждый из них пребывает в покое и счастье. Дух алмазаилы пока что не сильно распространился. Его можно ощутить в этом мире, однако он господствует пока что лишь в глубинах лесов, совращая незамужних арлис и превращая их в безвольных марионеток в руках развратительницы. Уверен, те из арлис, кто переселился в города, ощущают растущую скверну, ведь они все связаны друг с другом. И если, опять же, смотреть на всех обычным взором, то возникает ощущение: они были не в курсе, что их сестёр сейчас охватила непомерная похоть, и они застряли в бесконечном веретене сношений, будучи не в силах утолить эту жажду, а лишь ещё сильнее распаляясь в ней. Но нет, вглядываясь в их глаза, я вижу эти еле заметные изменения. Да, сейчас каждая арлиса – это проводница воли алмазаилы. Саткарка уже взялась за развращение эльфов, незаметно, исподтишка, через свои безвольные куклы. По ночам, когда они остаются наедине со своими мужьями, они порабощают их. С каждой ночью, проведённой со своей женой, далры всё сильнее отходят под власть алмазаилы. А потому, когда ей надоест играться с лесными жительницами, она придёт сюда, в города. Но ей не нужно будет начинать сначала – все далры будут уже готовы принять её.
Я не знал, как быть. Я просто ходил по Мордалали и наблюдал за тем, как мой народ живёт в этой иллюзии, в этой лжи. Печальным было зрелище. Мужчины не долго держались своей непорочности. Жёны быстро совратили их, так что они стали куклами в руках алмазаилы. Я не знаю, где она была: может быть, в лесах ещё кувыркалась с арлисами, а, может быть, уже сделала Алавиэль одержимой и в её обличии шастала среди далров. Но одно можно сказать: развращение постепенно проникало в города. А я ходил и наблюдал. Наши девушки ещё какое-то время тоже держались чистоты. Но и они постепенно впустили в себя скверну блуда. Они стали ходить парами, держать за руки.
Я хотел посмотреть, как будут развиваться события дальше, а потому не собирался ничего делать – только ходить и наблюдать. Я хотел увидеть, как сэры придут в Мордалаль, я хотел увидеть, кто именно метнёт в алмазаилу клинок. Я хотел понять, что тут забыл тирф. А потому ходил, наблюдал за тем, как развиваются события, и ждал.
Каждый был заражён. Не было в Мордалали такого эльфа и такой арлисы, которые не были вовлечены в блуд алмазаилы. Она совершенно недавно пробралась в дом Сердаваэля под видом Алавиэли и стала господствовать там. Я видел себя, без оглядки убегающим от власти развратительницы, только лишь затем, чтобы, скрывшись в глубинах лесов Далармиэлии, в конце концов всё-таки вовлечься в этот хоровод разврата. После этого саткарка начала ещё сильнее распространять свою власть, так что она была даже ощутима, словно бы порывы нечистого ветра, но тёплого и манящего, распространялись из дома Сердаваэля. Касаясь моего тела, этот ветер заставлял меня испытывать влечение. Он возбуждал все мои конечности, наводил на рассудок помутнение, заставлял глаза блуждать в поисках удовлетворения своего нестерпимого желания. Я уже к тому времени развратился до конца. А потому, ничего не стесняясь, вошёл в дом садовницы и совокупился с ней. Да, так просто. И я понимаю, бессмертный, за такой грех моё место в могиле. Но, прошу, дослушай до конца мою историю, прежде чем вынести мне приговор.
Власть алмазаилы накатывала волна за волной. В разврате шаг за шагом тонула Далармиэлия: район магистров, район садоводов, район строителей. И все начинали бесконтрольно сношаться друг с другом. Дом Сердаваэля сделался борделем. Каждый, кто хотел оказаться подле владычицы похоти, приходил туда и наслаждался тем, как она по очереди совокупляется
