вместе садимся на повозку и едем назад.
— Во-о-о-т как? — протянул Вольтан. — У меня, между прочим, иная информация.
Госпожа Дарина выставила историю моего исчезновения в другом свете. Якобы я от неё сбежала, когда все девицы, во главе с учительницей, пили чай с бубликами у уличного торговца. Пользуясь моментом, я отделилась от остальных и скрылась в узких улочках города. Фелицата сообщила, что и прежде видела, как я перемигиваюсь с каким-то незнакомцем. Мало того, я уже пыталась сбежать в прошлые разы, и только пристальное наблюдение Фелицаты удержало меня от губительного шага. Как показала практика — ненадолго.
— Фелицата меня под карету толкнула, а он спас, — наябедничала я.
— Разберёмся, — пообещал Вольтан. — Как зовут твоего прекрасного принца?
— Генрих.
— Как? Как ты сказала? — заржал Вольтан. — Генрих? О, Сильнейший, ты видишь, на эту девку невозможно злиться! Она хороша, как утренняя заря, но глупа, как пробка! Кто твой герой, Эльза? Чем занимается?
Сказать правду? Нет, и без того Вольтан теперь слишком много обо мне знает.
— Мастеровой. Не бедный — мастерская своя.
— Да хоть все в городе мастерские! Не могут мастерового звать Генрихом, понимаешь? Это имя для благородных. Он скорее Герал или Гашик, но уж точно не Генрих. Приврал дурёхе для красоты. Его так звать не могут! Как не могут благородную госпожу назвать Эськой, Акулькой, Мелашкой или Фенькой.
О том, что Генрих не из последних слоёв общества и мне до него, даже дальше, чем до луны — я и раньше догадывалась. Но с именами Вольтан меня удивил.
Крепостные, простолюдины и благородные господа не могли носить одни и те же имена. За этим строго следили жрецы и городские власти, чьи писцы давали ребёнку право на жительство. Своеобразный паспорт, признающий его законнорождённым жителем этой провинции.
Палиша, Эстиша, Аглаша и Киряша практически сразу превращались в Палишку, Эську, Аглашку и Киряшку — все имена крепостных упрощались и сокращались, в обязательном порядке, как клички животных.
Свободные горожанки и горожане назывались несколько иначе, и никогда не повторяли имена крепостных. Танина, Ольна, Ясеня у женщин. Герак, Натун, Овид и так далее — у мужчин.
Назвать Танину — Танинкой, а Ольну — Олькой считалось оскорбительным.
Благородные господа следили за своими именами ещё более тщательно. Ни о каких сокращениях или переделывании имени не могло быть и речи! Если девицу при рождении нарекали Варнавой, то Варнавой она будет всегда. Мужские имена тоже выбирались довольно звучные: Вольтан, Генрих, Ромашнал, Аркасан.
Не знаю, как они не запутывались во всех этих тонкостях, но основную идею я поняла — Генрих такой же мастеровой, как Эська — барышня. Может, он в самом деле не Генрих вовсе, а Генал или Гераш? Даже если он свободен — прощай моя мечта, никто меня не выкупит, просто денег не хватит.
Вот только откуда он про портал знает? Как-то же мы попали на морской берег за пару минут? Или порталами пользуются все свободные, кому не лень? Что-то не верится. Как многого я не знаю об этом мире.
Давно, ещё школьницей, я пыталась понять фразу: «Чем больше мы знаем, тем больше мы не знаем». Заявление казалось мне глупым, пока однажды учительница истории не показала буквально на пальцах.
Если представить сферу, то все наши знания — это то, что находится внутри. А незнания — сама площадь сферы. Увеличивая содержание, мы увеличиваем и площадь.
— Твоё слово против слова госпожи Дарины — как комариный писк. Учительницу вашу я на другом прижучу, не нравится мне, как она батюшке служит. За вами не смотрит, вместо того, чтобы воспитанием заниматься, в городе по своим делам разгуливает. Этак не только тебя, кого хочешь уведут! Внешность-то у вас заметная, и одеты хорошо, а жизни не знаете. С Фелицаткой не связывайся, она у батюшки на хорошем счету. В отличии от тебя, — хохотнул Вольтан.
Я опустила голову и смахнула со щеки слезу — спасибо, барин, успокоил.
— Она мне в первый же день мясо наперчила, — напомнила я.
— Это не она. Это граф решил посмотреть на твою реакцию, — отмахнулся Вольтан. — Теперь о соблазнителе. Было у вас чего с ним? Не ври!
— Нет, — я отрицательно покачала головой и, не выдержав нервного напряжения последних дней, заплакала в голос.
— Да ладно, не реви! Дуй в мыльню, быстро переодевайся и в театр. Если кто по дороге спросит — скажешь, что я тебя выпустил. Хотя нынче всем не до тебя. Торопись, как раз на конец репетиции успеем. Из Фелицатки Джульетта — как из коровы бабочка. Я поговорю с отцом, но уж и ты не подведи. Кайся на совесть, актриса ты или нет?
Я напряглась, аж слёзы высохли. То есть Вольтан понимает, что настоящего раскаяния я не испытываю?
Глава 33
Мы успели на самый конец репетиции. Джульетта доставала из ножен Ромео деревянный кинжал и примеривалась к своей груди, не забывая причитать. Одновременно, по задумке Жураля, она должна была лечь грудью на тело Ромео и повернуть голову так, чтобы зрители хорошо слышали её последний монолог.
Фелицата старалась. Может быть, она и не была гениальной актрисой, но хорошей точно была. Трагические интонации, придыхание, даже слёзы на глазах — всё срабатывало на создание образа.
Но из первых зрительских рядом было видно, как тяжело Ромео, на груди которого свободно лежит немаленькая деваха. Зрелые формы, хорошо развитое тело, упругие щёки, которым мэтр Жураль, с помощью мела, придал «таинственную бледность» — всё вместе это никак не вписывалось в облик юной хрупкой девушки. Рядом со мной Фелицата выглядела, как Джульетта-переросток, которой замуж пора было выходить как минимум пару лет назад.
Граф Пекан сидел на своём обычном месте. Увидев нас, он недовольно скривился.
Вольтан приложил палец к губам, показывая глазами на сцену. Граф не стал возражать, и мы дружно подождали, пока Джульетта окончательно умpёт.
— Отец! — Вольтан выступил вперёд. — Позвольте эту же сцену сейчас повторить Эльзе?
— Ты зачем её выпустил? — перебил граф. — Кто позволил? Волю отцовскую нарушаешь?
— И не думал. За семейное добро переживаю. Ещё за то, как мы королевский день рождения отпразднуем, и не посчитает ли Его Величество, что в прошлом году у соседей значительно лучше было. Вы же знаете — если королю и фаворитке понравится, то и мы с вами в накладе не останемся.
— Эська при чём? — усмехнулся граф. — Она каким боком нам нужна? Я гулящих девок в труппе не держу.
— Так то гулящих, а то — нарушивших дисциплину и
