игнорировать подобные совпадения означало проявить вопиющий непрофессионализм.
Еще один факт, который выглядел бы вполне заурядным, но только не в контексте этого запутанного расследования, – в качестве псевдонима двоюродный брат мадемуазель Готье выбрал себе имя Мишель Дюма, которое затем изменил на Рафаэль Дюпен.
Когда бывший начальник указал на совпадение – точнее, созвучие – имен близнецов и двух недавно исчезнувших детей, Фабрегас углубился в тему и прочитал все, что смог найти, о значениях этих имен. Ничего особо полезного он для себя не почерпнул, но одно запомнил: Мишель – имя архангела, так же как имена Рафаэль и Габриэль[25]. Разумеется, это не могло быть случайностью.
Фабрегас мысленно поздравил себя с этим открытием: каждая новая деталь в расследовании была ценна. Правда, в данном случае завеса тайны ничуть не стала прозрачнее. Капитан продолжал обобщать информацию, тщетно пытаясь отыскать в ней хоть какой-то смысл. Он принялся составлять список известных ему фактов, надеясь выстроить из них логическую цепочку.
Солен и Рафаэль исчезли в августе 1989 года.
Три месяца спустя тело Солен нашли на кладбище. Фабрегас перечитал отчет о вскрытии. При установлении личности погибшей не возникло ни малейших сомнений – это абсолютно точно была дочь Виктора Лессажа.
Тридцать лет спустя еще двое детей были похищены – или, по крайней мере, бесследно исчезли. Зелия и Габриэль. У Зелии были именины в один день с Солен. Габриэль носил имя архангела – как Рафаэль.
Фабрегас записал также ключевую информацию, полученную за последние два дня.
Одно и то же имя регулярно всплывало с самого начала расследования: Рафаэль Дюпен. Возникло подозрение, что это один из пропавших близнецов, но Виктор Лессаж категорически опроверг данную гипотезу: этот человек – не его сын!
Возможно ли, что Виктор солгал? Фабрегас записал этот вопрос на полях. Он уже получил разрешение провести анализ ДНК по обломку ногтя, найденному в комнате для допросов. На получение результата понадобится много времени, если только не заставить экспертов в приказном порядке ускорить процесс. Фабрегас надеялся, с учетом недавно полученной информации, убедить их, что дело не терпит отлагательств.
Следующим пунктом было письмо, полученное учительницей пропавших детей, Солен Готье. Автор письма настойчиво призывал прекратить поиски. Капитан перечитал свои заметки, вычеркнул слова «настоятельная просьба» и вместо этого написал: «угроза». Письмо было подписано: «Солен и Рафаэль». Возможно ли, что его написала сама Солен Готье, одна или в соавторстве с Рафаэлем Дюпеном? Или это были пропавшие (похищенные?) дети, Зелия и Габриэль, которых кто-то убедил вжиться в роли близнецов Лессаж, как предполагала детский психолог?
Наконец, надо было как-то увязать со всем предыдущим откровения директора школы «Ла Рока», в которой учились все пропавшие (давно и недавно) дети. Месье Даррас был отпущен два часа назад, после того как рассказал обо всем, что знал. Фабрегас наблюдал, как он бредет к выходу, сгорбленный и сломленный, очевидно, думая о том, как непоправимо может измениться его репутация в этом городке на пять тысяч жителей. Но капитан не слишком беспокоился о нем: он был уверен, что уж этот человек найдет в себе необходимые ресурсы, чтобы восстановиться. В другом, более крупном городе его гомосексуализм перестанет быть компрометирующим обстоятельством. Самая большая его проблема – объяснить школьному совету, почему он никому не сообщил о противоправных действиях Мишеля Дюма. Было начато новое расследование с целью выяснить, какие именно школьные папки были скопированы и с какой целью. Фабрегас уже отправил в школу одного из своих подчиненных.
По словам Дарраса, Рафаэль Дюпен, также называющий себя Мишелем Дюма (оба имени – «архангельские»), был двоюродным братом Солен Готье. Учительницы Зелии и Габриэля, в свою очередь, исчезнувшей. В ее сгоревшей квартире обнаружен неопознанный труп мужчины. Что характерно, о своем двоюродном брате мадемуазель Готье ни разу не упоминала во время допросов. Только вот знала ли она, что жандармы его разыскивают? Фабрегас еще раз детально восстановил в памяти хронологию событий, но так и не смог вспомнить, показывал ли ей фотографию Дюпена. А может быть, именно о нем она хотела поговорить с доктором Флоран? Поскольку их разговор прервал некстати появившийся директор – ее начальник и бывший любовник ее кузена, – она предпочла перенести встречу на более позднее время и в более безопасное место.
Список рос, но вопросы только множились. Вместо того чтобы с его помощью разобраться в деталях, капитан чувствовал, что все сильнее запутывается в них, как в коридорах лабиринта.
Повторяющиеся имена, подозреваемый с двойной личностью, и в центре всей истории – школьная учительница. К этим немногим ключевым элементам он и пришел в результате своего детального анализа имеющихся фактов.
Фабрегас понимал, что теперь нужно ждать. Ждать, пока будут готовы ДНК-экспертиза и результаты вскрытия. Ждать, пока его люди отыщут Рафаэля Дюпена или хоть какой-то след мадемуазель Готье. Словом, ждать появления новой зацепки, которая поможет распутать этот клубок.
– Капитан, я вам не помешаю?..
Фабрегас вздрогнул. Доктор Флоран стояла на пороге кабинета, не решаясь войти. Они не разговаривали со вчерашнего вечера, и Фабрегас втайне жалел, что был так резок с ней. Не стоило возлагать на нее ответственность за недавние события. Она полагалась на свой профессиональный инстинкт, когда решила отложить беседу с Солен Готье. Да, это было ошибкой, но ведь его никто не заставлял последовать ее совету, вместо того чтобы доставить учительницу в жандармский участок. Никто не мог предвидеть, что случится.
– Входите, доктор, – пригласил он даже слегка преувеличенно любезным тоном. – Я как раз думал о том, что мне может понадобиться ваша помощь.
Если это и было ложью, то только отчасти: Фабрегас действительно хотел попросить у нее помощи, после того как разложил все имеющиеся факты по полочкам. Теперь ему нужен был свежий взгляд со стороны – так появлялось больше шансов обнаружить какую-то важную деталь, которую он мог не заметить даже при всей ее очевидности. Капитан не очень-то в это верил, но, по правде говоря, с появлением этой женщины у него стало спокойнее на душе. Он понимал, что не справляется с ситуацией, но ни в коем случае не должен сдаться и переложить свой груз на плечи подчиненных. Он обязан быть непререкаемым авторитетом для них. Все свои сомнения ему надлежит хранить при себе, если он не хочет, чтобы среди его людей начались разброд и шатание.
– Я вас слушаю, – произнесла доктор Флоран, усаживаясь напротив него.
31
Следующие двое суток, по ощущению Фабрегаса, обрели горький привкус одного-единственного бесконечного дня. Медленно тянулись час за часом, не принося ни крупицы новой информации.
