на бедро, ее лодыжки сразу скрещиваются у меня за спиной.
Она запрокидывает голову, обнажая стройную шею, и я пользуюсь возможностью лизнуть ее, прикусывая нежную кожу.
– Боже, да, – стонет она.
Я целую ее ключицу, проводя языком по татуированным линиям, которые пересекаются на ее коже.
– Ты бесподобна, Миллер. – Я прокладываю дорожку поцелуев по ее подбородку, нахожу ушко и покусываю его зубами. – Такая сладкая. Как чертов десерт.
Она двигает бедрами, заставляя меня становиться невероятно твердым.
Интересно, будет ли ее островок на вкус таким же сладким, как и все остальное в ней?
Я снова завладеваю ее ртом, и она издает тихие сладкие звуки в ответ на мой поцелуй, и этот звук становится только громче, когда я провожу внутри языком.
Я знаю, что это собственничество и жадность, но именно так я себя сейчас и чувствую.
Я хочу ее. Я хочу ее гораздо дольше, чем она планирует здесь пробыть, и если в ней есть хоть какая-то часть, которая пожелает меня в ответ, я буду чертовски эгоистичен и возьму ее.
Ее тело застывает, и словно прочитав мои мысли, она шепчет мне в губы:
– Кай, – она нежно целует меня в губы, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза, – я скоро уеду.
Вглядываясь в ее лицо, я понимаю. Это нежное напоминание о том, что мне не следует к ней привязываться. Она дает мне выход, если я не смогу справиться с ней, с этим. Больше, чем выход.
Это действует, как ушат холодной воды.
Я беспокоюсь о том, что мой сын к ней привязался, а сам придумываю нелепые сценарии из-за гребаного поцелуя.
Выдохнув, я прижимаюсь лбом к ее лбу, с сожалением закрывая глаза. Помогаю ей встать на ноги, а она всматривается в мое лицо, ожидая реакции на свои слова.
– Мне нужно вернуться в отель и проведать Макса.
С ее губ срывается сдавленный вздох, но она кивает и следует за мной к выходу из бара.
16
Миллер
Мы молча поднимаемся на лифте в наши номера. Мои губы все еще покалывает, а мысли до сих пор лихорадочно мечутся. Я хочу, чтобы он прижал меня к этой холодной металлической стене и заставил почувствовать то же, что и тогда, в баре, но тот факт, что моего маленького напоминания было достаточно, чтобы он отстранился, говорит мне о том, что это не должно повториться.
Я почувствовала это по тому, как он поцеловал меня, потому что меня никогда так не целовали, с таким желанием. Страстно. И я знала, что должна дать ему возможность взять свои слова обратно, если он не сможет вынести большего.
Как и предупреждал меня отец, Кай привязывается, но я… я не привязываюсь.
Мы стоим у дверей своих комнат, каждый из нас не торопясь достает ключ-карточку.
– Итак… – наконец выпаливает Кай.
– Итак…
Уголки его губ слегка подергиваются, на них осталось небольшое пятнышко от моей помады, но он не отрывает взгляда от карточки в своей руке, вертя ее между пальцами.
– Спасибо за веселый вечер.
Я издаю смешок.
– Теперь это так называется?
Его очаровательная улыбка адресована мне.
– Было приятно на секунду вспомнить себя прежнего.
Скорее, ему было приятно вспомнить, что он не хочет возвращаться к той жизни, которая была у него до Макса.
Он прикладывает карточку к двери, в голубых глазах – сожаление. Из-за поцелуя? Может быть. Потому что он не может пренебречь своими обязанностями и позволить себе эгоистичный момент веселья? Возможно.
– Спокойной ночи, Миллс.
– Спокойной ночи, Кай.
Он задерживается в коридоре, пока я не захожу внутрь, и как только моя дверь закрывается, я слышу, как через несколько секунд он закрывает свою.
Я умываюсь. Чищу зубы. Снова и снова прокручиваю эту вечеринку в своей голове. Я не хотела, чтобы его первый вечер прошел вот так. Я хотела, чтобы он наслаждался каждой минутой, чувствовал легкость, не обремененный ответственностью.
Но вместо этого он чувствовал себя ответственным за то, что сдерживался, в то время как его товарищи по команде доставляли ему неприятности, чувствовал, что должен защитить меня, и едва не ввязался в драку. И был достаточно ответственен, чтобы прервать наш поцелуй, что привело к тому, что он только пожалел обо всем этом.
Я думала, что это будет легко. Думала, что без проблем смогу напомнить ему о нем прежнем. Но теперь очевидно, что Кай не хочет быть прежним.
Я откидываю простыни, собираясь забраться в постель, и тут раздается стук в нашу смежную дверь.
Я останавливаюсь. Какого черта?
Задержавшись у двери, чувствую, как бешено колотится сердце, зная, что это он стучит по ту сторону посреди ночи после того безумного горячего поцелуя.
Он передумал?
Я опускаю взгляд. Сколько времени мне нужно, чтобы переодеться во что-нибудь более сексуальное, чем старая дырявая футболка, в которой я собиралась спать? Боже, и мое лицо. После ночного ухода за кожей я похожа на глазированный пончик.
Он стучит снова.
Твою ж мать.
Тихо, стараясь не разбудить Макса, я приоткрываю дверь, разделяющую наши комнаты.
Его окружает темнота, но Кай стоит в дверном проеме, без рубашки, с татуировками на ребрах и бедрах, которые удивили меня в ту ночь, когда я увидела их у бассейна. В одних спортивных шортах, он опирается руками о дверной косяк.
Я сглатываю, от одного взгляда на него внизу моего живота разливается жар.
– Привет.
Его взгляд медленно скользит по моим обнаженным ногам, пока не встречается с моими глазами.
– Твой отец дрыхнет в моей постели.
– Что?
– Твой папа кверху задницей заснул поперек моей кровати.
У меня вырывается смешок, и губы Кая изгибаются в улыбке. Я заглядываю в его комнату, чтобы посмотреть, и, конечно же, Эммет Монтгомери растянулся посреди кровати Кая, в то время как Макс крепко спит в своей кроватке рядом с ним.
– Похоже, ты нашел себе приятеля на ночь.
Кай смотрит на меня сверху вниз с непроницаемым видом.
– Разбуди его и отправь обратно в его комнату, – предлагаю я.
– Как-то неловко. Он провел весь вечер с моим сыном, а теперь… храпит.
– Ну а где собираешься спать ты?
Он не сводит с меня глаз, надеясь, что я сложу два и два. Я понимаю, что он предлагает, но на этот раз Каю придется попросить о том, чего он хочет, даже если это что-то столь незначительное, как место для ночлега.
Он прочищает горло.
– Ты не будешь возражать, если я посплю сегодня в твоей постели?
– Хочешь переспать со мной, папочка-бейсболист? – В моем тоне звучит как можно больше предложения.
– На мне сейчас только тонкие шорты, поэтому, пожалуйста, не спрашивай, хочу ли я переспать с тобой, пока мы находимся в одной комнате с твоим отцом.
Я подмигиваю и киваю в сторону своей комнаты.
– Пойдем.
– Миллер.
Я усмехаюсь.
– Да?
– Пожалуйста, заткнись.
Он следует за мной в комнату, закрывает смежную дверь, и атмосфера мгновенно меняется.
Мы стоим в тихом гостиничном номере, он без рубашки, а я без штанов, и нас обоих охватывает ошеломляющее чувство. Мы только что обменялись страстным поцелуем и уже собирались юркнуть по постелям, но Кай прервал наш момент.
Он почесывает затылок.
– С какой стороны кровати ты предпочитаешь спать?
Мы оба смотрим на кровать.
– С самой дальней стороны от двери. Тогда, если войдет убийца, он убьет тебя первым.
Он запрокидывает голову.
– И прикончит единственного родителя Макса? Какая же ты бездушная, Монтгомери. – Он следует за мной к кровати. – И почему у тебя блестит лицо? Ты занималась спортом те пять минут, что прошли с момента, как я оставил тебя в коридоре?
Я забираюсь под одеяло на свою – безопасную – сторону.
– Это мой уход за кожей, большое спасибо. Тебе, наверное, стоит попробовать. Я слышала, что существуют специальные средства для зрелой кожи.
– Жду не дождусь возможности устроить тебе разнос, когда тебе будет за тридцать.
Только тогда он меня не узнает. Тогда он меня даже не вспомнит.
Кай снимает очки, кладет их на прикроватную тумбочку, выключает свет и забирается под одеяло. Его нога касается моей, и он задерживает ее там всего на мгновение, прежде чем убрать.
Как будто я еще не осознавала, что
