вибрирующий предмет, смотрю на экран и хмурюсь. Звонят из реанимации.
– Игнатов, – представляюсь. – Слушаю внимательно.
– Кирюх, ЧП, – в динамике раздается голос Санька.
– С Евой? – спрашиваю первое, что приходит на ум.
– Нет, – отрезает. – В жилом доме на окраине города произошел взрыв. Раненых везут к нам на вертолете.
Твою ж мать! Вот вам и спокойная ночь…
– Понял тебя, – кидаю короткое. – Обзвони моих, – прошу. – Выезжаю.
Глава 37. Кирилл
– Это последний? – уточняю у медсестры, накладывая швы.
– Да, – отвечает, облокачиваясь на стену.
Ей уже можно, она выходила из операционной и бегала на пост. Затем в ординаторскую, дозванивалась до приемного и только после этого марш–броска вернулась к нам.
Мне нужно знать наверняка, будет ли кто еще из пациентов, ведь свои силы нужно рассчитывать. Никто из нас не железный, времени и так слишком много.
Утро уже.
Хоть каждый из присутствующих в операционной – профессионал своего дела, но даже сильные люди мира сего могут допустить ошибку из-за перенапряжения.
Увы.
– На данный момент пациентов, которым требуется экстренная операция, нет, – говорит, едва ворочая языком. Дико устала.
– Это радует, – все, что могу сказать. – Спасибо за новости. Отдыхай.
Но вместо того, чтобы уйти, она просто облокачивается на стену, закрывает глаза и стоит не шевелясь.
У меня от перенапряжения уже сводит ноги, глаза тупо слипаются, мозг вот-вот выйдет в астрал. Понятия не имею, как до сих пор держусь. Не ночь, а ад какой-то.
Столько детей… Кошмар!
– Парни, давайте сделаем это, – прошу друзей. Нам осталось уже совсем немного, и мы будем свободны.
Можно будет поспать в ординаторской на диване, я смогу завалиться в своем кабинете на час-другой, а кому-то обязательно повезет, и он поедет домой. Отсыпаться.
– Осталось наложить швы, и мы свободны, – слова Майорова звучат крайне обнадеживающе.
– О, да! – вторю ему.
Удивительным образом чувствую прилив сил, у меня даже второе дыхание открывается.
– Ты, я? – спрашиваю у Миши. Мы оба устали.
– Давай я, – соглашается. – Ты и так провел очень сложную операцию, – добавляет.
Он прав. Я безумно устал.
Да и глаза уже толком ничего не видят. Картинка расплывается.
– Отдыхай. Я наложу швы, – говорит Миша. Он словно чувствует мое паршивейшее состояние.
– Спасибо, – благодарю от души.
Возвращаю медсестре использованные приборы, но от стола далеко не отхожу. Мало ли.
Интуицию надо слушать.
– Неужели это закончилось, – устало выдыхает Санек.
Хмельницкий тоже очень устал. У него и так не бывает легких дежурств, а это побило все рекорды по сложности.
Но друг не унывает. Он по-прежнему крайне внимательно следит за показаниями приборов и держит руку на пульсе. Собран и сконцентрирован.
В его деле ни на секунду расслабляться нельзя, любое, даже самое маломальское отвлечение, может стать фатальным. Поэтому…
Улыбаемся и пашем, парни. Улыбаемся и пашем.
– Помолчи уж лучше, – прошу друга и кидаю взгляд на монитор.
Что–то тревожно как-то.
– Накаркаешь ведь, – добавляю чуть позже.
– Язык твой – враг твой, – добавляет Мишка Майоров.
Ржем.
А ведь это правда.
Стоит Хмельницкому что-то сказать, так все… Пиши пропало.
– Сань, тебе там никто спокойной ночи не пожелал случайно? – спрашиваю, смеясь.
Чем ближе завершение операции, тем сильнее улучшается настроение.
Мы смогли. Мы выстояли.
Ни одного из пациентов не потеряли.
– Не поверишь, но нет, – ехидно отвечает друг. – По крайней мере, сегодня уж точно.
Он уже привык к нашим подколкам и смирился. Что ж с нас возьмешь? Как бы мы ни стебались над ним, ни с кем другим Саня просто работать не станет.
У нас команда.
– Это просто наши смены совпали, – раскрывает причину Миша. – Никакое пожелание спокойствия с этим не сравнится.
– Я запрещу вас ставить в паре, – бурчу себе под нос.
– Я ни с каким другим отделением на дежурство не встану! – отрезает Хмельницкий.
– Сань, ну ты чего? – удивленно смотрю на друга. – Так хоть смены спокойными будут.
– Ну уж нет! – продолжает стоять на своем. – Пусть лучше аврал, но с нормальными врачами, а не с дебилами.
– Ну–ну, – тихонько смеюсь.
Сегодня выдалась просто убийственно сложная ночь, и я не представляю, как бы мы справились, будь в команде другой анестезиолог. Несколько сложнейших операций подряд, одна хлеще другой и не запутаться, не налажать далеко не каждый сможет.
– Сань, ты сегодня отсыпной? – спрашиваю, переключаясь уже на личные проблемы.
– Ага, как же, – говорит недовольно. – Прям меня кто отпустит.
– Я думал к отцу твоему сгонять, – открыто озвучиваю свои мысли. – Если я тебя отмажу, поедешь?
Ловлю на себе удивленный взгляд Майорова. Он не скрывает свои интерес.
– Что у вас происходит? – спрашивает с легкой ухмылкой.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – смеюсь.
Я как-то не собираюсь раньше времени посвящать всех в свою личную жизнь, какими бы хорошими друзьями мы ни были.
– Мих, он в сестру мою втюрился, – ерничает Санек.
Вот пихнуть бы его в бок хорошенько, да не могу. Я должен оставаться стерильным.
Интуиция, мать ее.
– Ну вы даете! – говорит, качая головой.
– Вот и я про то! – со знанием дела заключает Санек.
– Ты на себя-то посмотри, – ухмыляется. – Далеко со своей Василисой ушел? – спрашивает с подколкой.
– Я и Василиса – это совершенно иное, – важно заключает Хмельницкий.
– Да ладно? – не отступает от своего Майоров. – И почему ж? Чем вы двое отличаетесь от этих двоих? – кивает в мою сторону.
Хмельницкий всем своим видом показывает, что не собирается продолжать полемику. Он лишь одаривает меня и Мишку красноречивым взглядом и переводит внимание на монитор.
– Парни, – говорит напряженно. – Вы что-то упустили. Пациент не стабилен.
– Чего? – охреневая, поднимаю на него взгляд. Все ж было в порядке.
– Сам смотри, – показывает на показатели. Они стремительно ухудшаются.
Накаркали…
Глава 38. Кирилл
– Все, – говорит Мишка, заходя ко мне в кабинет.
– Что, все? – с тревогой подаюсь вперед. Кровь отливает от лица и сердце замирает. Неужели… не спасли малыша?
Когда я уходил из операционной, то угрозы жизни больше не было. Все шло по плану!
Ребенка готовили к переводу в реанимацию, осталось лишь наложить швы.
Конечно, понимаю, что быть может всякое, но не повтор осложнения же! Это ж просто фантастика какая-то.
Первый раз, когда мы завершали операцию, произошло резкое ухудшение состояния ребенка, и нам пришлось экстренно проводить повторную. Выяснилось, что нам попался бракованный материал и он не выдержал, разорвался.
Зафиксировали разрыв, изъяли, все исправили. Спасли ребенка.
Или… нет?
– Ребенок… погиб? – с неимоверным трудом заставляю себя задать этот
– Совсем с дуба рухнул? – во все глаза смотрит на меня Майоров. – Жив он!
– Фух, – с облегчением выдыхаю.
