его не брала! — упрямо возразила Шайна.
— Тогда почему его еще не нашли?
— А его не нашли? — она удивилась так искренне, что Шарль не мог не восхититься ее актерской игрой.
Потому что иначе пришлось бы поверить в ее невиновность.
— Да. И единственное объяснение этому — он у вас, — сердито ответил Шарль.
Шайна промолчала, и весь вид ее выдавал потрясение.
Глава 9. Шайна Миури
Слова Шарля меня потрясли. Законники давно должны были обнаружить артефакт, потому что увезти его с Лассены никто не мог.
Кроме меня. Но я-то знаю, что не брала сферу! Что там вообще происходит, в империи? Ох, прав Шарль, не стоило мне сбегать. Вирон бы все равно меня спас, даже в случае моего ареста. Он бы не бросил меня в беде.
А я не столкнулась бы с этим невыносимым кадхаи. Упрямым, самоуверенным, заносчивым…
Я подавила вздох, вспомнив, как странно ощущалась под моей ладонью броня кадхаи. Даже жаль, что он запретил прикосновения.
Я тряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Нашла, о чем жалеть. Еще не хватало, трогать посторонних мужчин. Особенно такого, которому только это от меня и требуется.
Раздражение Шарля было таким явным, что мне стоило больших усилий не сорваться. Этот кадхаи делал все, чтобы вывести меня из себя. А я устала и была разочарована как предательством Пьера, так и неудачным побегом.
Но небольшой отдых меня подбодрил. Да еще эта броня… Шарль в ней очень хорош. И мало мне было просто любоваться со стороны, потрогать захотелось…
В действительности меня поразило то, что Шарль подал мне руку, чтобы помочь встать. Все мои представления об этом мужчине утверждали, что помощи от него ждать не стоит. Я была поражена — и еще это странное ощущение обнаженной ладони при прикосновении к стальной броне. И мне пришло в голову, что, возможно, я предвзято отношусь к этому кадхаи. Не то, что у меня нет на то причин, но вдруг первое впечатление было неверным? И, может быть, с ним все же можно договориться?
Кто же знал, что моя невинная попытка познакомиться с Шарлем поближе приведет к такому?
Скрываясь на Танше, я была абсолютно уверена, что сферу давно нашли. Спрятать что бы то ни было от имперских гончих невозможно. Но зачем Шарлю лгать? Или сферу нашли, но предпочли это утаить?
Потому что у меня сферы точно не было. Даже если предположить, что ее спрятали в спасательной капсуле, мой транспорт тоже уже давно обнаружен. Свои вещи я собирала сама, так что подсунуть артефакт в мой багаж было невозможно. А если бы это удалось — я бы давно ее обнаружила.
Если сферу действительно не нашли, не удивительно, что меня назвали преступницей. Сбежала и унесла артефакт с собой — со стороны все так и выглядит. И никому и дела нет до того, что это бессмысленно. Я вот до сих пор не понимаю, зачем вообще кто-то украл этот артефакт. Разве что саботаж устроить, потому что личной выгоды от этого нет никакой.
Мне очень хотелось пожалеть себя, но в этот момент напали хаоты, и я отвлеклась от своих проблем, вновь любуясь рыцарем в битве. Ни за что ему не признаюсь, как завораживает меня это зрелище.
Я ничуть не преувеличивала, сообщая Шарлю, что умею обращаться с холодным оружием. Но он ожидаемо мне не поверил, и потому все, что мне оставалось — это смотреть на него со стороны.
Впрочем, зрелище было увлекательным. Броня ничуть не мешала движениям кадхаи — гибким, стремительным, точным. Фехтовал Шарль великолепно, что не могло оставить меня равнодушной. Я всегда испытывала слабость к мужчинам, которые умело владели холодным оружием. Собственно, именно поэтому я и занялась фехтованием в свое время…
А еще мне было сложно воспринимать этого кадхаи, как Шарля. Умом я понимала, что это он, но образ бескомпромиссного и жестокого владетеля никак не желал сочетаться с тем, кого я уже воспринимала своим защитником. Только голос, звучавший глухо из-за маски, напоминал о том, кто на самом деле мой собеседник.
И что делать с безотчетной симпатией к рыцарю, защитнику и фехтовальщику, которого я никак не могла начать воспринимать как Шарля, я не знала. Выбраться бы поскорее отсюда, чтобы наконец развеялось это наваждение. Вот только двигались мы как назло медленно, постоянно атакуемые хаотами. И как далеко находится прорыв, который ищет Шарль, неизвестно.
Способ своей ночевки я предложила едва ли не в шутку, уверенная, что до этого просто не дойдет. Поверить в то, что нам придется блуждать по местному лабиринту сутки, казалось невозможным. Но еще несколько часов спустя я уже не была в этом столь уверена.
Скорость нашего продвижения еще упала, так как хаоты атаковали Шарля практически непрерывными волнами. Я больше не пыталась с ним заговорить, понимая, что отвлекать сражающегося во время боя — явно плохая идея. К счастью, хаоты меня игнорировали, так что у меня было время и перекусить, и отдохнуть. Но из-за ограниченного количетва еды приходилось экономить, а утомление от долгого дня порождало сонливость.
Стоило даже просто прислониться к стене — и глаза закрывались против моей воли. Так что поймав себя на том, что едва не уснула стоя, я сообщила Шарлю:
— Я больше не могу. Мне надо поспать.
— Хорошо, — неожиданно ровным тоном ответил он.
И даже не попытался уязвить или подколоть. Что это с ним? Начал уставать?
Но Шарль уверял меня, что в подобном режиме может работать несколько суток подряд, а сейчас даже одни не прошли.
Впрочем, скорее всего, он просто сосредоточен на другом и ему не до меня.
У нас выдался короткий перерыв между волнами хаотов, и я решила воспользоваться возможностью подготовиться ко сну. Впрочем, особо много времени мне не требовалось. Развернула палатку, включила компенсаторы веса, встроенные в нее, и забралась внутрь, чтобы мгновенно провалиться в сон.
Проснулась я от голода. Палатка мерно покачивалась, явно находясь в движении. Впрягся, значит. И, выходит, хаоты стали нападать реже, раз уж мы идем, а не стоим на месте.
Чуть подумав, я все же решила побыть наглой и позавтракала в палатке, не сообщая Шарлю, что проснулась. Впрочем, много времени это не заняло, потому что особо есть было нечего. Того, что осталось, хватит еще раза на три, если не урезать пайку, но тогда порции станут совсем микроскопическими. Хорошо хоть воду можно не экономить.
Я допила остатки из бутылки и выбралась из палатки.
— Доброе утро, —
