он был минером-подрывником. — Чтобы такие статуи разбить, нужно будет так рвануть, что от этого потолок обвалится.
Сириус и Кингсли тем временем взялись за дело, трансфигурируя огромные шахматные фигуры в то, из чего они изначально были созданы, и доска вскоре была очищена. Отряд прошел мимо нокаутированного тролля и оставил около него одного человека в карауле, а потом первые трое вошли в следующую комнату, где и за ними, и перед ними вспыхнули стены цветного огня. На столике перед дальней стеной огня стояли какие-то бутылочки, прямо как из Алисы в стране чудес, но морпехи вынули оружие и встали на одно колено, готовые стрелять сквозь огонь, если оттуда в них прилетит какой-нибудь подарок.
— Ткните этот огонь чем-нибудь, — посоветовал из-за второй огненной стены Сириус. — Он почти не горячий, может, это просто иллюзия.
— А может, он сдерживает только магов, — предположил Кингсли, и в подтверждение сквозь огонь позади прошел Нил.
— Я никогда не ошибаюсь, командир, — сказал Нил Микки. — Я же живой сапер.
Сириус и Кингсли еще думали над тем, как потушить магический огонь, а морпехи уже прошли в последнюю комнату, где человек в лиловом тюрбане задумчиво стоял перед Зеркалом Желаний — и тут же этот человек вскрикнул от громкого щелчка и схватился за правую руку, а сердобольные морпехи подбежали к нему втроем, наложили жгут, связали ему руки и ноги и в процессе приложили беднягу затылком об пол.
— Тони! — снова сказал Микки, на этот раз уже с досадой.
— Да ладно, я ему всего-то правую руку прострелил.
— А если это не тот?
— Да, тогда вам придется скидываться мне на волшебного адвоката.
— А если он левша? — спросил Джон Грейнджер.
— Вот, Джон понимает, почему наш майор де Каверли всегда ругал меня за мягкосердечие! — обрадовался Тони. — Так-то для надежности надо было ему обе руки прострелить.
— Не надо, — попросил с пола Квиррел, он на время избавился от влияния Вольдеморта, который потерял сознание от удара лбом об пол. — Хотя вам меня все равно не спасти. Тот, чье лицо вы найдете на моем затылке, овладел моей волей и управлял моим телом…
— Может, у тебя еще есть надежда, Квирнус, — раздался голос от двери, и в комнату вступил Дамблдор, мгновенно опутав Квиррела сетью заклятий и погрузив его в сон, а потом тело Квирелла встало вертикально, и тюрбан на его голове стал разматываться сам собой, открывая уродливое лицо Вольдеморта на затылке Квиррела.
— Видишь ли, Том, из нас двоих только одному суждено покинуть Хогвартс, — сказал Дамблдор, когда уродливое лицо разлепило глаза. — И если бы это был ты, то меня бы уже не выпустили все эти дружные и решительные люди. Так что выбора у меня не было — хотя я и не знаю, что мне с тобой делать.
— Понимаете, друзья мои, — продолжал Дамблдор, обращаясь к пленившему Вольдеморта отряду, — даже если мы заточим здесь Тома, останется проблема, которую скрывает шрам Гарри: Том во время неудачного покушения одарил Гарри очередным осколком своей души, а средства избавить Гарри от этого сомнительного подарка я так и не нашел.
— Ничего, он найдет, — пообещал Сириус, глядя на Вольдеморта в упор. — «Язык» — он на то и «язык», чтобы говорить то, что у него требуют.
— Сириус, — с укором сказал Дамблдор. — Ты ведешь себя как узник Азкабана. Неужели ты опустишься до темной магии и Пыточного проклятья?
— Да я и так справлюсь, — твердо сказал Сириус. — Нас всех этому учили.
— Или я могу заняться, — вызвался Микки. — Если вы боитесь, что Сириус начнет мстить за друзей, я без эмоций разберусь, по-деловому.
Остальных бойцов, похоже, не волновали такие будничные разговоры, и они столпились перед зеркалом, а тут подошел и Стэн, оставленный у входа, потому что ставшего ненужным цербера Дамблдор ввел в долгий сон и левитировал прочь, а вскоре после того и караул около поверженного тролля оказался не нужен, и стоявший в карауле подошел сменить Стэна.
— Эй, Стэн, хочешь дембельский альбом глянуть? — позвал от зеркала Тони, и Стэн тоже заглянул в зеркало. — Я и забыл, дружище, что у тебя тогда были такие уши.
— А у Джона опять нос облезлый, у него он вечно от солнца облезал, — добавил Стэн, с улыбкой смотря в зеркало.
— Да, смотри, так и есть, — согласился Джон Грейнджер, но своего носа не коснулся, словно разговор шел про другого Джона.
— Подождите, — заинтересовался Дамблдор, — вы что, действительно все видите там одно и то же?
— Ну да, — подтвердил Микки, он тоже подошел к зеркалу и в свою очередь описал картину, которую видели в зеркале все его товарищи из 40-го отряда. — Мы летим на дембель, стоим на взлетной в Адене, ждем свой борт. Сол живой, Нед и Роб живые, у Трея обе ноги на месте… Нам всем примерно по двадцать пять, и дальше всё у нас обязательно будет хорошо.
Гарри открыл глаза и увидел вокруг себя обстановку Хогвартсовского лазарета, в который он, несмотря на все свои склонности к рискованным проделкам, попал в первый раз, и сначала Гарри хотел засчитать себе это как достижение, но потом увидел, что Гермиона сидит рядом с его кроватью и спит, положив голову ему на колени, и к нему постепенно стали возвращаться воспоминания о том, что произошло вчера.
Он был почти уверен, что не пошевелился, он видел, что за окном раннее утро, зимний рассвет еще только начал пробиваться через облака, и Гарри понимал, что, наверное, Гермиона сидела с ним полночи и теперь поспала совсем немного — но она уже открыла глаза и посмотрела на него тем взглядом, который всегда знал, что происходит у него в душе.
— Папа и Сириус вчера долго спорили, когда ты уже спал, — сказала Гермиона. — Сириус хотел чистить память и тебе, и мне, чтобы мы оба не помнили, что в тебе была часть души Вольдеморта, и как ее из тебя доставали, и как я рыдала и не хотела отпустить твою руку. Но папа говорил, что память — это то, что делает нас самими собой, и человеку нужны и хорошие воспоминания, и плохие, и болезненные. В конце концов папа
