Артем с ними идти отказался: нужно было наколоть дров, подправить колья парника и натаскать воды для бани. Он с удовольствием махал топориком, ощущая в мышцах прибывающую силу. В воздухе носились осы и мухи, стоял одуряющий аромат разнотравья, наносило терпким густым запахом с компостной кучи. Артем вяло подумал о том, что неплохо было бы съездить в город, но как-нибудь потом, попозже. Кукла теперь сидела, прислонившись к стене избы Михаил Иваныча, и по первости она жутко пугала. Но со временем стражник стал элементом привычного пейзажа, и его руки, сделанные из рукавов старой драной кофты и выгоревших матерчатых перчаток, выглядели даже забавно. Однажды Артем, воровато оглянувшись, потрогал куклу — там, под старой вязаной кофтой, под толстым пластиком чувствовалось что-то плотно-мощное, но вместе с тем омерзительно податливое, и он отдернул руку.
«Обманывать мертвеньких-то не надо, — вот и хорошо все будет» — примирительно сказал тогда Михаил Иваныч.
Артем поплевал на горящие ладони и снова поднял колун, глянув на яркое летнее солнце. Вечером будет отличная баня.
* * *
Рассказ Насте не понравился — она захлопнула потертую тетрадь и скривила нос:
— Ох уж эти заброшенные деревни и мертвяки… Как-то не любитель я посконно-народного хоррора. Ладно, пошли на станцию.
Я не стал говорить сестре, что история меня сильно взволновала, особенно то место, где описывалась кукла с кабаньей головой. Настя и так считала меня трусоватым желторотым юнцом.
Дождь к вечеру унялся, оставив после себя водяную пыль, повисшую в воздухе. До станции было около десяти минут ходу, и когда мы дошли, волосы и одежда стали заметно влажными. Бабушка вышла из вагона с двумя тяжелыми сумками, поставила их на перрон и суматошно расцеловала нас обоих.
Придя домой, она принялась хлопотать по хозяйству — побежала проверять грядки, поставила тесто для оладьев. Мы с Настей объелись оладушек, и спать я ложился осоловевший от сытости.
Как и в прошлый раз, мне не спалось, и я долго ворочался, прислушиваясь к громкому сопению бабушки из ее комнаты. Я вдруг понял, что страх, овладевший мной с прошлой ночи, никуда не делся, его только немного заглушила суматоха дня. Я слышал, как ритмично падали капли с крыши, как размеренно тикали ходики, слышал тихое дыхание Насти на кровати рядом. И вдруг к этому добавился новый, осторожный звук — какая-то возня под окном. На дворе было темно, но я все же смог заметить едва уловимое движение, будто что-то большое и неловкое двигалось совсем рядом. Я натянул одеяло на голову, уверяя себя, что в дом войти никто не сможет — бабушка всегда закрывала входную дверь на засов. Кто-то поскребся в стену дома, издав глухой сухой звук, а я только плотнее завернулся в свой кокон из одеяла. Не знаю, сколько я так пролежал, изо всех сил напрягая слух, но проснулся уже утром, когда неожиданно вышедшее солнце вовсю светило в окна.
Бабушка что-то напевала на кухне, Настя заправлявшая постель, хихикнула:
— Вставай, соня. Не задохнулся там, в одеяле?
Мы позавтракали разогретыми оладушками со сметаной, и бабушка, убирая тарелки со стола, бросила между прочим:
— Кто эт нам подкинул, на улице вон нашла.
Она кивнула на лавку около холодильника, и я с ужасом увидел под ней теплый зимний шарф из толстой шерстистой ткани.
Мы переглянулись с Настей, и она медленно подошла к шарфу и, словно змею, потрогала его носком тапочки. Шарф мы потом с сестрой отнесли на стихийную свалку недалеко от станции, хотя бабушка хотела пойти поспрашивать соседей, пребывая в уверенности, что вещичку сдуло с чьей-то бельевой веревки.
Настя вскоре уехала в город, а мы с бабушкой уехали через неделю после нее. За день до отъезда бабушка развела во дворе костер и сожгла мелкий мусор и ненужные вещички, и, пока костер разгорался, я сбегал на чердак и прихватил дневник с дядюшкиными рассказами. Там еще оставались непрочитанные истории, но я все равно бросил тетрадь в огонь. И хотя сейчас, по прошествии нескольких лет я задаю себе вопрос, какие еще удивительные истории там были, я все равно не жалею о содеянном. Дом дяди, насколько я знаю, купила семейная пара в качестве дачи, и надеюсь, их жизнь будет спокойной и не омраченной никакими волнениями.
