загнил, от напитанной влагой одежды на теле появилась сыпь, а суставы стали нестерпимо ныть от постоянной сырости. Через пару недель что-то странное начало происходить с зубами: до того крепкие и здоровые, они вдруг стали отмирать, при этом корни отмирающих зубов выходили из своих ячеек, причиняя нестерпимую боль кровоточащим и опухшим деснам. Несколько дней Бенвенуто не мог есть, но затем зубы принялись выпадать один за другим с легкостью ножа, выходящего из ножен. Немало их выпало таким образом, но зато боль отступила, а пищу Бенвенуто научился пережевывать сохранившимися зубами.
Свет в подземную камеру проникал через узкое окошко под потолком, всего на полтора часа в день, и это было благом, потому что в темноте Бенвенуто впадал в приятное беспамятство, сладость которого непрерывно возрастала. Он чувствовал, как мало-помалу угасает, но у него не было страха, напротив, радостные и светлые видения начали посещать его. Являлся к нему, например, небесный ангел в облике юноши редкой красоты и вел с ним поучительные душеспасительные беседы, каждое слово которых бальзамом изливалось на душу узника; к несчастью, Бенвенуто не мог, очнувшись от забытья, вспомнить тех прекрасных слов, о чем горько сожалел.
Однажды Бенвенуто стал умолять ангела о великой милости: о том, чтобы тот перенес его в такое место, где можно было бы видеть солнце. Бенвенуто сказал, что это его единственное и последнее желание, и обещал умереть довольным, если сподобится еще хоть раз лицезреть дневное светило. И ангел сжалился над Бенвенуто, – подхватил его, подобно вихрю, и перенес в какой-то огромный бесконечный зал.
Везде тут были люди, – тысячи, миллионы людей. «Все, кого ты здесь видишь, окончили свое бренное существование», – строго сказал ангел. Бенвенуто хотел что-то спросить, но ангел приложил палец к губам. «Следуй за мной, и ты все узнаешь», – сурово произнес он. В тот же миг на Бенвенуто оказалась кольчуга, а в руке он держал маленький кинжал. «А, вот оно что, – догадался Бенвенуто, – мне предстоит сразиться с кем-то. Но обороняться я должен или нападать?» На лице ангела промелькнула досада, и Бенвенуто понял, что произошла ошибка. Действительно, в следующий момент они с ангелом уже шли по узкой темной улице, а вместо кольчуги на Бенвенуто была надета белая рубаха. Взглянув влево от себя, он увидел фасад дома, освещенный солнцем. «Как мне подняться достаточно высоко, чтобы посмотреть на солнечный шар?» – спросил Бенвенуто ангела. Тот указал ему на ступени, находившиеся справа, и ответил: «Иди туда».
Бенвенуто бросился к лестнице, взбежал по ней наверх, и блеск солнечных лучей ослепил его, заставив закрыть глаза. Устыдившись своей слабости, он вновь открыл их и сказал: «О дорогое мое, желанное солнце, я не хочу ни на что другое любоваться, как на твой сияющий лик, хотя бы твои лучи меня совсем ослепили!».
Пристально смотрел он на солнце несколько секунд, как вдруг оно отбросило свои лучи в сторону и стало похоже на расплавленное золото, так что он мог уже на него глядеть спокойно. Восхищенный этой божественной милостью Бенвенуто громко воскликнул: «О, сколь славно и чудно твое могущество! И сколь твоя благость превзошла все мои ожидания!»
Тут центр светила раздался, и появилось в нем распятие: на черном кресте белый Христос. «О боже! О чудо! Какая красота! Какая кротость!» – закричал Бенвенуто. Христос слился с лучами солнца; оно вспыхнуло нестерпимо, и Бенвенуто проснулся в своем подвале.
Впервые за время заточения он почувствовал, что душа его спокойна, а дух бодр.
– Всевышний удостоил показаться мне во всей своей славе и блеске так, как не являлся ни одному смертному, – сказал Бенвенуто в темноту. – Эта знаменательная милость предвещает мое освобождение и счастье, тогда как мои мучители будут посрамлены и прокляты. Знайте же, что в день Всех Святых, то есть в день моего рождения, я выйду из этой мрачной тюрьмы!
Сказав это, он повернулся на бок и заснул ровным и глубоким сном без сновидений.
На следующий день надзиратели доложили помощнику коменданта, что Бенвенуто, по всей видимости, умер, ибо лежит без движения и не отзывается, когда его зовут. Помощник коменданта облегченно перекрестился и велел позвать к усопшему священника. Тот спустился в подвал и привычно стал читать над почившим узником заупокойную молитву. Однако при первых же словах молитвы Бенвенуто открыл глаза, чихнул и поднялся со своего тюфяка.
– Силы небесные! Он ожил! – в ужасе воскликнул священник и пустился наутек.
Помощник коменданта был в ярости. Для пущей верности, чтобы убедиться в том, что Бенвенуто не находится в агонии, он выждал еще пару дней. Увы, сомнений не оставалось: Бенвенуто явно не собирался умирать, более того, ему стало гораздо лучше!
Пришлось доложить об этом Его Святейшеству. У Папы перехватило дыхание, и несколько мгновений он беззвучно шевелил губами.
– О, боже мой! – наконец промолвил он. – Этот человек, несмотря на все его несчастья, живет и торжествует, а я из-за него в могилу сойду. Ну, нет, Бенвенуто, ты не дождешься моей смерти, потому что твоя придет быстрее! Ступайте, мы придумаем способ, как его извести.
Ангел. Фрагмент картины Сандро Ботиччелли.
* * *
Бенвенуто стали лучше кормить: ему давали теперь еду два раза в день и приносили разнообразную пищу. Правда, его меню состояло исключительно из жидких или мелко нарезанных блюд, но Бенвенуто объяснял это заботой тюремщиков о пищеварении узников. Он съедал все, что ему давали, поскольку у него пробудился зверский аппетит.
Как-то в пятницу он поел горохового супа, проглотил овощное рагу с тушеным мясом и завершил обед фруктовым салатом. Доедая его, Бенвенуто заметил маленькие блестящие осколки на дне тарелки; тут он вспомнил, что когда ел суп и рагу, на зубах у него странно скрипело. Он не придал этому значения, так как подумал, что овощи были плохо промыты, и на них остался песок, но, увидев в тарелке осколки, Бенвенуто всполошился. Поднеся их к свету, падающему из окошка, он распознал в них крошки толченого алмаза, и понял, что погиб. Он знал, что в отличие от других камней, алмаз, даже истолченный в порошок, сохраняет и в ничтожных осколках острые грани. При пищеварении эти осколки облепляют стенки желудка или кишечника и прорезают внутренности, что вызывает неизбежную мучительную смерть.
Поняв, что обречен, Бенвенуто вначале стал непотребно ругаться, проклиная своих врагов, но потом решил, что в иной мир надо переходить с более приличными словами и мыслями. Он предался благочестивым размышлениям о Божьей милости, которая дарует жизнь лучшую и вечную. Между тем, он
