отец:
– Володя, идём ко мне.
Ещё не остывший от шалостей, Володя вошёл в кабинет. Здесь стоял книжный шкаф, в простенке меж окон большой письменный стол, а у другой стены овальный столик и диван для посетителей.
– Сядь, – сказал отец. – Посиди.
И углубился в работу. С малых лет Володя чувствовал уважение к кабинету отца. Папа много работал, очень много. Выезжал в губернию, в деревенские школы за сотни вёрст и в зимние морозы, и в осеннюю грязь. Не было, наверно, ни одной начальной школы в Симбирской губернии, куда бы Володин отец не приезжал помогать учителям. А дома надо писать отчёты, планы, педагогические статьи и заметки. Отец работал с утра до ночи.
– Володя, – позвал он через некоторое время.
Володя охотно подошёл. Шалости уже вылетели у него из головы.
– На сегодня окончил работу, – сказал отец, аккуратно складывая в папку свои бумаги. – Кончил дело – гуляй смело. А другим не мешай, несердито погрозил он Володе. – Ну, как в гимназии дела, гимназист?
Володя рассказал, как дела. Ничего дела.
Из зала донеслась негромкая музыка.
Они тихонько вошли в зал. Был полумрак. В подсвечниках рояля горели свечи. Мама играла. Что-то светлое, ясное, как летний солнечный день, играла мама. Володя с отцом сели в уголке, долго слушали музыку.
БУДЬ ТОВАРИЩЕМ
Зазвенел звонок к уроку. Второклассники с шумом занимали места. Была весна. Окна были открыты. Вдруг с улицы на подоконник вскочила кошка.
– К нам новичок! – хохоча, крикнул кто-то.
Вошёл учитель. Мальчик, сидевший у окна, недолго думая схватил кошку, сунул в парту, захлопнул крышкой.
– Начнём урок, – сказал учитель, поднимаясь на кафедру и поправляя на носу пенсне.
«Мяу», – промяукала кошка.
– Что такое? – строго сдвинул брови учитель.
В классе послышались кашель и шорохи, у кого-то шлёпнулись на пол книги. Гимназисты старались всячески заглушить мяуканье кошки в парте. А она всё пуще: «Мяу, мяу, мяу».
Мальчик перепугался, что влетит от учителя, и выпустил кошку. Кошка как ни в чём не бывало направилась между партами к учительской кафедре. Второклассники замерли.
Учитель побагровел, пенсне упало с носа, повисло на шнурке.
– Что за безобразие? Кто принёс?
– Мы не приносили. Она сама вскочила в окно.
– Кто спрятал? Сейчас же сознавайтесь. Кто спрятал кошку? Назовите тотчас!
Ни звука в ответ. Никто не оглянулся к окну, где тот мальчик сидел ни жив ни мёртв от грозного крика.
– Смутьяны! – сказал учитель. – Будет доложено инспектору.
Урок прошёл в глубокой тишине. После звонка, когда учитель удалился, Володя вышел перед классом:
– Будем молчать!
– Верно, Ульянов! Не выдавать! Ни за что!
С последней парты поднялся один второклассник, длинный, тонкий, неслышный. Бочком незаметно ушёл. «Куда он?» – удивился Володя. Но некогда было раздумывать. Обсуждали происшествие. Никто не обратил внимания на то, что Длинный ушёл.
– Ребята, – сказал Володя, – молчать, как один.
– Как один! – подхватил второй класс.
Было и боязно, и дружно, и какой-то у всех был подъём.
Длинный вернулся, сел за парту.
В конце перемены появился инспектор, выпячивая грудь в зелёном мундире:
– По местам!
Вмиг второклассники были за партами. Стояли. Что будет?
Инспектор леденящим взглядом обвёл второклассников и… задержался на мальчике, спрятавшем кошку.
– Вон из класса! Единица за поведение. В карцер!
Мальчик, ошеломлённый, поникнув, отправился в карцер. Все были поражены. Как мог инспектор узнать? Кто-то наябедничал. Кто?
Володя оглянулся на Длинного.
У того горели уши, пугливо шныряли глаза…
Плохо стало в классе. Каждая, даже небольшая, проказа и малейшая шалость становились известны инспектору. Ежедневно кого-нибудь то в карцер, то без обеда. Мальчики стали подозрительны. Боялись дружить. У всех вертелась мысль: «Кто же, кто ябедничает инспектору?»
Однажды в перемену Володя увидел: из кабинета инспектора выскочил Длинный и, прячась, шмыгнул в ребячью толпу. «Он», – понял Володя.
– Он ябедничает, – сказал Володя товарищам.
Многие уже и сами догадывались.
– Я его изобью! – сжимая кулаки, возмущался Дима Андреев, Володин товарищ. – Ребята, подстережём его на улице, проучим.
– Лучше по-другому проучим, – сказал Володя. – Объявим бойкот.
– Что такое бойкот?
– Не разговаривать, не отвечать на вопросы, не замечать, будто его нет.
Как раз вошёл Длинный. Глаза, как всегда, жалко суетились и бегали. Он заметил, все умолкли при его появлении.
– Какой сейчас у нас будет урок? – спросил Длинный.
Никто не ответил. Один мальчик подбежал к доске, написал крупно: «С ябедами не разговариваем». И быстро стёр тряпкой.
Длинный съёжился и, втянув голову в плечи, ушёл за свою парту.
Володя его презирал. Когда Длинный попадался навстречу, Володя глядел мимо. И все так. Длинный остался один, совершенно один. Никто не говорил с ним ни слова. На него не глядели. Не замечали.
Шли дни. Шла неделя, другая, третья. Доносов не стало. Второклассников не сажали каждый день в карцер.
– Он перестал ябедничать, мы его проучили, – говорили между собой второклассники. Но по-прежнему не замечали его.
Раз после уроков Володя вбежал в пустой класс взять забытую книжку. Длинный сидел на последней парте и плакал. Володя подошёл:
– Ты раскаялся? Ты больше не будешь?
Длинный поднял дрожащее, залитое слезами лицо. С ним говорили, он не верил ушам!
– Никогда, никогда! – залепетал он. – Я от страха. Я боялся, что инспектор прогонит меня из гимназии за то, что плохо учусь. Не могу я так жить, без товарищей!
– Будь сам товарищем, и у тебя будут товарищи, – ответил Володя. – Ну ладно, мы верим. Уговорю ребят, что тебе можно верить.
И бойкот Длинному во втором классе кончился. Никто не поминал прошлого. Длинный получил урок на всю жизнь… И все второклассники получили урок.
ТРЕВОЖНО
Брат Саша не любил гимназический казённый дух и муштру. А учился отлично, кончил с золотой медалью. Володя тоже не любил гимназические порядки и тоже учился отлично, был выдающимся учеником с первого до последнего класса.
Когда Володя был в младших классах, отец опасался: приучится ли Володя к труду? Уж очень был он способен, легко схватывал новое. После папа убедился, как настойчиво умеет Володя работать. Да и то сказать, было у кого научиться: в доме царило глубокое уважение к труду.
Саша кончил гимназию и поступил в Петербургский университет. Перед отъездом Саши в Петербург братья пошли на Старый Венец – так назывался в Симбирске высокий берег, круто обрывавшийся к Волге. Братья с детства любили Старый Венец. Просторное небо над ним. Просторные открываются дали.
– Что тебе нравится более всего в человеке? – спросил Володя.
– Труд. Знания. Честность, – ответил Саша. И, подумав, добавил: По-моему, такой наш отец.
Сашины слова о папе вспоминались и вспоминались Володе сейчас. У Володи выдержанный характер, но и его начинала брать тревога: папа в поездке по деревенским школам. Давно пора бы вернуться, а его нет и нет.
Володя занимался в своей маленькой комнате на антресолях. Маленькой комнатке, где всегда безупречный порядок. Не брошена на пол бумажка, не захламлён письменный стол. Рядом такая ж комнатка Саши. Пустая. Третий год Саша учится в Петербургском университете. И Анюта – в Петербурге на Высших женских курсах. Володя скучает по Анюте и Саше, особенно по Саше. Когда Саша жил дома, они обсуждали прочитанные книги, часами говорили о жизни.
– Однако довольно предаваться воспоминаниям, – оборвал себя Володя, за дело!
Уроки выучены. Как в детстве, аккуратно приготовлен на завтра ранец. Весь вечер Володя читал. У него был громадный план чтения! Сюда входила история, книги об устройстве общества и жизни народа, и художественная литература – Тургенев, и Пушкин, и, конечно, Толстой.
Гимназические учителя не знали, что, кроме того, он читал книги Добролюбова, Писарева, Белинского, Герцена. Эти книги говорили о том, чего никогда Володя не слышал на уроках в гимназии. Они открывали глаза на несправедливости в обществе.
…Володя оторвался от страниц, взглянул на часы! Ух как зачитался! Надо проведать маму. Он сунул книжку в стол и побежал вниз, в столовую.
Мама была не одна. Друг отца Иван Яковлевич Яковлев по-соседски зашёл на часок. Он был чувашом, служил инспектором чувашских училищ, был образованным, горячим защитником своего маленького, забитого царской властью народа. Неторопливый, полный достоинства, Яковлев прочувствованно говорил маме:
– Наш Илья Николаевич тем удивителен, тем благороден, что в своей деятельности заботится не об угождении начальству, а о пользе народной.
