быть построено здание этой беспрецедентной, не имевшей себе равных выставки. Майкл с этим блестяще справился – несмотря на то, что во время переговоров в Москве и Ленинграде мало кто воспринимал такого молодого человека всерьез. В отличие от своего шефа, Майкл был готов вновь и вновь приезжать, с терпеливым упорством добиваясь нужного нам всем результата. И у нас это получилось! Мы все понимали, что сейчас открылась уникальная возможность – ее не было до и не будет после – сделать масштабнейшую выставку, которая навсегда установит высочайшую планку в отношении к искусству русского авангарда как ключевой составляющей главных художественных прорывов XX столетия.
«Великая утопия». Продолжение
Выставка «Великая утопия» готовилась под эгидой Министерства культуры СССР и должна была открыться во Франкфурте весной 1992 года. В 1991 году произошла очередная смена министра (они менялись тогда с повышенной частотой), и Кренс пошел с ним встречаться. Николай Губенко был настроен очень позитивно, хотя тут же предложил каких-то своих молодых ребят для издания каталога выставки. К счастью, от «своих ребят» удалось отбиться, каталог к выставке в Ширн Кунстхалле на трех языках и на дешевой, почти газетной бумаге – таков был замысел – стали делать немцы, как и планировалось. А потом наступил август 1991 года.
Августовские события начались для меня с того, что 18 августа, придя после работы домой, я обнаружила нечто неожиданное и ужасное, а именно – вшей, поселившихся в моей роскошной длинной шевелюре. Их подцепила и подарила, как выяснилось, всей семье старшая дочь, побывавшая летом на турбазе от Минобороны «Боровое». Я обнаружила «подарок» у себя, когда уже справилась с этой напастью у детей и лелеяла надежду, что со мной этого не произойдет. Тем не менее произошло, и я всю ночь с 18 на 19 августа сидела на полу, пытаясь над газетой вычесать эту дрянь из своих волос, и не спала ни секунды. В шесть утра мне позвонила Инна Балаховская и сказала, чтобы я не пугалась, но происходит что-то нехорошее и чтобы я включила радио. В семь утра по радио объявили о формировании ГКЧП и о прекращении полномочий президента СССР Горбачева в силу болезни и невозможности выполнять свои обязанности. Я все поняла и поняла также, что надо мной нависла прямая угроза. Я очень много работала в это время с зарубежными странами, в первую очередь с США, и понимала, что это не пройдет незамеченным для той системы, которую хотели вернуть путчисты. Я действительно боялась, что меня могут арестовать – что в этом случае станет с моими детьми? И, как ни странно, второе, что пришло в этот момент на ум, было: «Великой утопии» не будет и вся безумная работа, которую мы все проделали, пойдет прахом. Я позвонила Инне и поделилась еще и моей личной бедой с нападением вшей. Она резонно сказала, что из такой шевелюры их не вывести и единственный выход – коротко меня постричь, что она и готова вечером сделать на своей квартире – типа собак стригла, постригу и тебя. Идти с этим позором в парикмахерскую было невозможно. Мы пришли с ней на работу, позвонили коллегам в Русский музей и поняли, что ситуация в Ленинграде совсем другая и что, может быть, не все еще так безнадежно. Инна дала мне ключи от своей квартиры, поскольку сама задерживалась, и предупредила, что ключ можно поворачивать только определенным образом, иначе замок заклинит. Я, конечно же, будучи в состоянии стресса, сделала именно так, как не надо было делать, и замок намертво заклинило.
Когда Инна вернулась, она сказала – «хорошо, как раз должен зайти приятель». Он вскоре пришел и честно попытался нам помочь. В результате он обошел всех соседей и наконец вернулся с топором, с помощью которого и взломал дверь. После того как мы проникли таким образом в квартиру, мы с Инной отправились в комнату воевать с моими волосами, а нашего спасителя, милого интеллигентного юношу-поэта, оставили на кухне пить чай и отдыхать от трудов праведных. В какой-то момент ему стало скучно, и он решил наведаться в комнату, где мы проводили свою интимную санитарно-гигиеническую операцию. Он открыл дверь в тот момент, когда Инна ножницами для стрижки собак сносила почти под корень мою густую кудрявую шевелюру. После стресса с взламыванием двери топором он пережил второй шок, поскольку мы не могли объяснить ему, зачем мы все это делаем. Он был потрясен такой неприкрытой формой варварства. Под шевелюрой, однако, у меня обнаружился вполне красивой формы череп, стрижка выглядела довольно стильно, хотя местами обнаруживала проплешины, и в таком виде я поехала на вокзал провожать в Ленинград пожилую американскую художницу Джудит Ротшильд, выставка которой накануне открылась в Москве. Джудит – одна из основных представительниц американского абстрактного экспрессионизма – даже глазом не моргнула, увидев мое невероятное преображение, и, пока я руководила носильщиками, распихивавшими в купе ее многочисленные чемоданы, пригласила меня к себе в гости в дом на Парк-авеню (где я и побывала во время следующей поездки в Нью-Йорк).
На работе мою новую стрижку восприняли как протест против путча, который тем временем близился к концу. В Москве и Ленинграде на улицы вышли сотни тысяч людей, казалось, весь народ противостоял путчистам, и после трех дней этого противостояния ГКЧП был арестован, а Горбачев вернулся из Фороса в Москву. Уже в другую Москву и в другую страну, и его огромная ошибка состояла в том, что он этого не понял – это мое личное мнение. А я с этого момента усвоила, что попыткам возврата к прежнему можно сопротивляться и в этом сопротивлении – победить.
Страхи улетучились, и мы продолжили работать. Мы стали готовить к отправке огромную махину «Великой утопии» и подчищать последние детали ее грандиозного каталога. Как ни трудно сейчас себе это представить, и делопроизводство, и текстовой материал – все было сделано на печатных машинках. Я поехала во Франкфурт, и мы сутками просиживали с сотрудником Ширна Беттиной Вольтер, сводя воедино на трех языках информацию о почти полутора тысячах экспонатах для каталога, договоров и таможенных списков.
А потом наступил конец декабря 1991 года, ликвидация СССР, упразднение должности Президента СССР и неприличное, в один день и под камерами, выдворение Горбачева из его кабинета, как будто во всем Кремле нельзя было найти временного рабочего места… Ликвидация СССР означала ликвидацию Министерства культуры Советского Союза и увольнение всех чиновников, с которыми мы работали и у которых оформляли все необходимые разрешительные документы на временный вывоз выставок за рубеж. ВХПО теперь переподчинялось Министерству культуры Российской Федерации, которое было учреждено на базе Министерства культуры РСФСР. Одновременно начался процесс приватизации.
Тогдашние руководители ВХПО были равно
