очередного врага. За это время я успела убедиться, что мастерство кадхаи заслуживает полного доверия. И потому в оцепенении смотрела, как падает меч на пол тоннеля, не в силах осознать, что именно я вижу.
Ведь Шарль говорил, что не выпустит меч из рук, пока жив…
Закованная в сталь сияющая фигура покачнулась — и кадхаи рухнул вслед за своим мечом.
Оставшиеся хаоты на миг отпрянули — но этого времени мне хватило, чтобы подхватить выпавшее из рук Шарля оружие.
Я не стала тратить драгоценные мгновения, чтобы проверить, что произошло с Шарлем. Жив ли он? Можно ли ему еще помочь? Нужно ли попытаться привести его в чувство? Все эти вопросы были бессмысленными, когда вокруг мельтешат готовые растерзать нас обоих хаоты.
Все это время Шарль защищал меня — пришло время мне ответить ему тем же.
Меч оказался на удивление легким. Пара неловких взмахов, чтобы привыкнуть к его весу и балансу. Конечно, я давно не практиковалась, но в свое время занимала призовые места в соревнованиях по фехтованию. И держала себя в хорошей физической форме. Поэтому, возможно, билась с хаотами я не так красиво, как Шарль, но не менее эффективно. Мне потребовалось больше времени, чем кадхаи, чтобы разобраться с хаотами, но все же я справилась. И, когда пространство передо мной очистилось, я не меньше минуты стояла, всматриваясь во тьму, напряженно ожидая новую волну. Большую часть из предыдущей уничтожил Шарль, и я не была уверена, что справлюсь одна с таким же количеством.
Но темнота оставалась неподвижной, и я бросилась к Шарлю.
Он все еще оставался в броне, что давало надежду, что кадхаи все-таки жив. Но, перевернув его на спину, я обнаружила, что часть брони на его груди уничтожена. Здоровенная дыра, едва не задевающая сердце, чернела на броне уродливым пятном.
— Шарль? — позвала я, понятия не имея, как понять, жив ли он вообще. — Шарль, вы меня слышите?
Ответом мне была тишина.
Кровь из брони не шла, дыра в груди не расползалась, а впереди был прорыв, который призывал в наш мир все новых хаотов. Если его не уничтожить, придется сражаться с тварями бесконечно… до самой смерти, которая в таких условиях не так, чтобы далека.
Взвалив Шарля на одно плечо и крепко держа его меч в другой, я решительно направилась вперед. Наверное, это было самоубийством, но что мне терять? Я все равно не могу выбраться отсюда самостоятельно, а так хотя бы попытаюсь выиграть себе время. Вдруг узор и в этот раз поможет? Но, чтобы попробовать, мне нужно время и безопасность. А значит, нужно уничтожить прорыв.
К моему удивлению, в броне кадхаи был ничуть не тяжелее, чем без нее, и идти оказалось легко. И до конца тоннеля мы добрались без задержек в виде новых нападений.
Шарль почти справился…
Стены тоннеля раздались, но размеры помещения, в которое мы вошли, определить я не смогла — оно тонуло во тьме. Как искать здесь обелиск и не заблудиться в паре метров от него, я представляла слабо. Но, стоило сделать пару шагов вперед, как из тьмы на меня налетели хаоты. Я едва успела бросить Шарля — довольно грубо, но времени осторожничать не было.
Отбившись от атаки, я решила воспользоваться ориентиром Шарля и идти туда, откуда появились хаоты. Вновь взвалив на себя кадхаи, я двинулась вперед.
От нападений — одиночных, следует заметить — отбиваться мне пришлось еще трижды, прежде чем моим глазам предстал обелиск.
То, что это оно, я поняла только потому, что ничем другим это быть просто не могло. И на обелиск эта штука совершенно не походила.
Высотой мне по пояс, она выглядела, как кособокая оплывшая свеча, усеянная наростами и виднеющимися между ними острыми гранями. Обелиск пульсировал и словно бы увеличивался в размерах, обрастая все новыми оплывами.
Выглядело это не только мерзко, но и жутковато.
Уложив Шарля на пол — на этот раз аккуратно, я занесла меч над обелиском, собираясь одним ударом покончить с прорывом.
Не тут-то было. Меч просто завяз в этой штуке, словно в смоле, и мне стоило больших усилий выдернуть его обратно. Будь я хоть немного слабее, оружие бы потеряла.
А разрез почти мгновенно восстановился.
Но ведь как-то кадхаи уничтожают хаотические обелиски?
Я осторожно попробовала отрезать один из наростов обелиска. Он на удивление легко отделился — и растаял в свете брони кадхаи. И на его месте ничего не появилось.
Понятно. Работа предстоит долгая и монотонная.
Уничтожение обелиска заняло у меня пару часов, при этом часть времени тратилась на сражения с хаотами, время от времени появляющимися над обелиском. К счастью, появлялись они по одному.
К несчастью, промедление сказывалось на состоянии Шарля — дыра в его груди медленно, но неуклонно увеличивалась.
Поэтому, едва основание обелиска, развалившись на две части от удара меча, растаяло, я опустилась перед Шарлем на колени. Сияние его брони заметно потускнело, и радиус освещения значительно уменьшился. Я осторожно положила ладонь на черное пятно, уродующее броню.
Ничего не произошло.
— Да ладно, — прошептала я неверяще. — Шарль! Немедленно придите в себя! Вы же почти победили! Вы не можете вот так взять и погибнуть в шаге от спасения! Шарль! Вы обязаны вылечиться! Вы должны жить, вы нужны мне!
И в этот момент мое запястье обожгло болью, а яркий свет, обвивший мое предплечье, заставил зажмурить глаза, привыкшие к полумраку. Боль была сильной, но кратковременной, а, открыв глаза, я одновременно обрадовалась и огорчилась.
Дыра в доспехах никуда не делась. Но зато стала меньше раза в два, сравнявшись с предыдущей раной. А, как сказал Шарль, с такими повреждениями его регенерация справиться могла.
М-да, знала бы, что это займет так мало времени, сразу бы попробовала, вместо того, чтобы схрон зачищать.
Вот только кадхаи по-прежнему был без сознания.
Я села рядом с ним и посмотрела на свою руку. Узор теперь обвивал почти половину предплечья и все еще выглядел незаконченным.
— Ты что, всю меня оплести хочешь? — проворчала я.
Теперь оставалось дождаться, когда Шарль придет в себя. И надеяться, что это произойдет до того, как я умру здесь от голода и жажды. Конечно, Шарль наполнил мне бутылку незадолго до всего этого, но даже при экономии хватит ее дня на два-три. И еды почти не осталось.
Да и за душевное здоровье как-то боязно. Тьма, тишина и одиночество — так себе условия для сохранения разума.
Немного отдохнув, я развернула палатку, затащила туда Шарля и легла рядом с
