был полный восторга взгляд при виде созданного мной синего кулона для её золотого ожерелья. Он заставлял её улыбаться даже в самый серый день.
Как только лес кончился, я резко села. И впервые увидела, куда мы направлялись.
У меня захватило дух.
На крутой обрыв налип, словно ракушка к обшивке корабля, замок с не менее чем тремя круглыми башнями. Конусы некогда оранжевых черепичных крыш давно выцвели в бледно-жёлтый – и это было единственной деталью, выполненной не из тусклого белого камня. Замок контрастировал с грязно-серыми скалами: бледный мазок на мрачном утёсе. Наверное, так выглядят логова драконов.
Я не ошиблась. Проезжая ворота над подъездной аллеей, я заметила наполовину осыпавшийся герб с драконом в короне. Символ королевского дома Джергона.
Я сжалась, подтянув ноги к груди. Не здесь ли Эмилия пряталась всё это время? Кто позволил ей попасть в замок? Я всего лишь пешка. Во всяком случае, не выше офицера. Вот что сказала мне Эмилия. Но если так, значит, за ней стоят король и королева Джергона? Жаль, что я не любила историю: может, сейчас понимала бы больше.
Зато я помнила легенды. Из самых тёмных урочищ Джергона до нас доходило множество историй. Некоторые были прекрасны – о принцессах, томившихся в высоких башнях и спасённых прекрасными принцами, победившими драконов в их честь. В детстве моей самой любимой джергонской сказкой была история о двух детях, превращающих в сахар всё, к чему прикасались. Они жили в пряничном домике.
Я даже обзавелась книгой с красивейшими иллюстрациями. Сказка была полезна не только этим: она учила доброте, умению делиться и общаться – и не объедаться сладостями.
Существовала и другая её версия. Однажды в самом пыльном углу публичной библиотеки я наткнулась на старый, зачитанный до дыр сборник сказок Джергона. И там имелся оригинальный вариант: в нём брат и сестра стали жадными и поссорились. В итоге сестра превратила братца в тянучку и слопала. Очень мило.
Эта мысль заставила меня по-новому взглянуть на замок. Где-то там меня поджидает горькая судьба – стать персонажем сказки. Ученица алхимика приготовила волшебное зелье и сама же в нём сварилась.
Я покрылась мурашками, хотя было довольно тепло. Так недалеко до истерики.
Через щели в деревянных стенках фургона виднелись деревушки у подножия замка. Они напомнили мне пластиковые муляжи в тематических парках, посвящённых прошлой жизни. Я замечала признаки присутствия людей: тачка, полная яблок, ещё качалась на тропинке, кошка, мяукающая под дверью, чтобы её впустили, колебание занавески за окном. Значит, кто-то здесь живёт.
Я извернулась, чтобы внимательнее посмотреть в окна. Несмотря на сумерки, огня не зажигали – даже самой маленькой свечки – не говоря уже об отблесках телевизионных экранов. «Как же эти люди развлекаются?» – подумала я.
Не было видно ни проводов, ни вышек сотовой связи. Вряд ли они изобрели подземные линии передачи: джергонцы – дремучий народ. Так что я никак не смогу связаться с близкими при побеге. Никого не позову на помощь. Разве что пошлю почтового голубя.
Я переключила внимание с деревни на замок, нависший над нами. Трудно было разглядеть, где кончается скала и начинается королевская резиденция: горная порода словно бы сама сформировалась в острые башни и контрфорсы. Кто, при силе и умении, оказался способен вырубить дом в камне?
Меня посетила мрачная мысль. Как только я окажусь внутри, мои шансы на побег уменьшатся многократно. Я принялась дёргать цепи, однако лишь заработала новые ссадины на руках и ногах. Но цепи не поддались.
Я повалилась обратно на сено. Мы оказались в воротах, и по мере того, как фургон катился под пиками на опускной решётке, таяли мои последние надежды.
Глава 36
Саманта
– Шевелись, чего разлеглась?
Не думаю, что когда-либо ненавидела Эмилию сильнее, чем в эти минуты. Онемевшие ноги отказывались подчиняться, а левую ступню немилосердно жгло и кололо невидимыми иголками после того, как с ноги сняли цепь. Я заковыляла внутрь.
Первым желанием было осмотреться. В прежние времена это наверняка было впечатляющим вестибюлем, но сейчас большинство украшений было уничтожено – или разграблено. Высоко над головой всё ещё висела выцветшая картина в некогда золочёной раме: на холсте сохранились черты мрачного старика в длинной мантии. Он явно не был рад такому обращению со своим портретом. Жалким напоминанием о былой роскоши этого помещения оставался золотой канделябр: вероятно, вандалы не смогли до него добраться. И кто бы ни жил здесь сейчас, ему непременно требуется самый длинный шест, чтобы зажигать там свечи. Цепи, на которых канделябр крепился к потолку, обвивали золотые змеи с глазами-рубинами, ярко сверкавшими в темноте.
Я нахмурилась. Сплетённые змеи – это же древний символ алхимиков, представляющий противоборствующие силы, которые алхимия старается удержать в равновесии: жизнь и смерть, болезнь и здоровье, простецы и Таланты. Также они служили напоминанием о природе нашей работы: создаваемые нами зелья могут не только помогать, но и приносить вред.
При виде такого варианта нашего символа по спине побежали мурашки, когда я проходила под застывшими змеями. Ничего удивительного, что Эмилия выбрала это место своим логовом. Жуткая обстановка соответствовала ей как нельзя лучше.
– Иван, отведи её наверх. Пусть отдохнёт, пока я подготовлюсь.
– Ты НИЧЕГО от меня не добьёшься! – как я ни старалась, вместо крика у меня получился лишь еле слышный хрип.
– Ах да, и дай девчонке попить. Мне надо, чтобы она могла говорить.
Иван бесцеремонно потащил меня к лестнице. Хорошо уже и то, что вёл он меня наверх, а не вниз, в какую-нибудь зловонную темницу.
Мы миновали целых пять лестничных пролётов, пока он не толкнул меня в длинный коридор с чередой запертых дверей. Он отворил третью по счёту и махнул, чтобы я заходила внутрь.
Я подчинилась, слишком уставшая, чтобы протестовать. Здесь имелся рукомойник в углу, и охранник наполнил для меня глиняный кувшин. Он вложил его мне в руки и жестом показал, чтобы я пила.
– Ты что, немой? – поинтересовалась я.
Он лишь с силой ткнул кувшином мне в лицо.
– Да ладно, сейчас я выпью! – вообще-то было приятно смочить пересохшее горло. Но как только я напилась, он отнял сосуд и унёс с собой. Проклятье. А я как раз собралась оглушить его.
В двери щёлкнул замок. Теперь, оказавшись одна в новом «будуаре», я смогла осмотреться в надежде обнаружить пути побега, оружие, ингредиенты – что угодно, лишь бы унести отсюда ноги или связаться с окружающим миром. Но из моего узенького окна-бойницы можно было увидеть лишь острые камни внизу, на которые чертовски не хотелось падать. Да и в такое окно я не протиснусь, даже если сумею раздобыть верёвку. Это плохо.
Комната была маленькой – я могла коснуться обеих стен, если разведу руки, – с узкой койкой и рукомойником. Очень похоже на фотографию кельи Арджуна, которую он присылал Аните из общежития в универе. Может, и этот замок был каким-то университетом? Или монастырём: уж очень тут всё сурово.
На стенах не оказалось ни одной розетки – даже если бы мне оставили телефон, пользы от него ноль. Я понимала, что меня не должно это пугать – не похоже, чтобы здесь вообще имелось электричество, – но каждый тупик бил сильнее стрелы. Глупо, наверное, считать телефон целой жизнью.
Впрочем, в моём положении нашлись и плюсы. Удобная кровать с простынями. Рукомойник. Питьевая вода. Приличный (по крайней мере, я на это всей душой надеялась) туалет – не придётся пользоваться ночным горшком. На кровати была разложена сменная одежда: пара простых штанов и футболка. Очень кстати, ведь я всё ещё красовалась в бальном платье. Не очень подходящий прикид для побега.
Я переоделась и прижала свою сумку к груди, словно величайшее сокровище. На мою попытку сесть кровать отозвалась протестующим скрипом – судя по облаку пыли, ею не пользовались со времён царя гороха. Я осторожно положила сумку на тюфяк и извлекла единственный оставшийся в ней предмет: мою книгу зелий. Не верилось, что удалось её сохранить.
– Что бы сейчас сделала Кирсти? – спросила
