70 стерлядей свежих, 150 щук, 200 язей, 50 лещей, 1000 окуней, 1000 карасей, 30 пуд икры, 300 пучков вязиги, 20000 кочней капусты, 20 вёдр огурцов, 5 вёдр рыжиков, 50 вёдр масла конопляного, 5 вёдр масла орехового, 50 пуд масла коровья, 50 вёдр сметаны, 10000 яиц, 30 пуд сыров, 300 лимонов, полпуда сахару головного, пуд пшена сорочинского, 10 фунтов перцу, 10 фунтов инбирю, 5 четвертей луку, 10 четвертей чесноку, 10 четвертей грибов, 10 ч. репы, 5 ч. свёклы, 500 редек, 3 ч. хрену, 100 пуд соли, 60 четвертей муки ржаной, 20 ч. пшеничной, 50 ч. овса, 30 ч. муки овсяной, 30 ч. ячменю, 50 ч. солоду ржаного, 30 ячного, 10 овсяного, 15 ч. круп гречневых, 50 ч. овсяных, 3 ч. проса, 12 ч. гороху».
Этот перечень производит не менее сильное впечатление, чем описания лишений, которым подвергался Аввакум.
30 пудов одной только икры в год: 480 кг. Больше килограмма икры в день пожирал этот человек! – вряд ли в одиночку, иначе умер бы от непосильных трудов. Вероятно, со стола Никона кормилась вся монастырская братия.
25 вёдер вина. «Казённое ведро» – официальная мера жидкостей в те времена, одна сороковая от бочки, 12,3 литра. 307 литров вина в год.
50 вёдер сметаны – более 600 литров в год.
Если староверов в России морили голодом, то Никона явно пытались уморить обжорством. Жестоко, бесчеловечно пытали его икрой, сметаной, осетриной. Но Никон держался стойко, проявляя терпение, упорство и выдержку.
Обратим внимание: в списке совсем нет мяса, зато рыба перечислена самая разнообразная. Человека пытали стерлядью и карасями. О, жуткое, беспросветное русское Средневековье, время немыслимых страданий!
Кто же из этих двоих достоин звания духовного лидера? Аввакум или Никон? Один ел мертвечину в Забайкалье и заживо гнил в Заполярье. Другой заедал икру сметаной. Будем выбирать.
…Юный царь Фёдор к Никону благоволил, и однажды по совету Симеона Полоцкого решил его реабилитировать. В 1681 году Никону разрешили вернуться из ссылки к себе в Новый Иерусалим.
Но туда Никон не доехал – умер по пути, в почтенном возрасте 76 лет.
Аввакум его пережил.
Пытка икрой и вином оказалась эффективней пытки голодом.
Они были идеологическими противниками – но не нужно считать их прямыми антагонистами, двойниками, доппельгангерами. Никон был много старше Аввакума, и достиг заоблачных высот власти. Аввакум в церковной иерархии стоял на три или четыре ступени ниже Никона: Никон был маршалом, Аввакум – капитаном. Они встречались считаные разы. Для Никона протопоп Аввакум был одним из сотен надоедливых провинциальных смутьянов, которых следовало безжалостно устранять со своего пути. В жизни Никона бешеный протопоп занимал мало места. Не нужно думать, что Никон с утра до ночи размышлял, как бы ему угомонить вредного пустозёрского узника.
Никон жил в мечтах о сане великого византийского патриарха, главы всех православных церквей. Никон алчно предощущал мировое господство, безмерную власть и столь же безмерную роскошь, и богатство его трапезы прямо свидетельствует об этом. Он собирался стать живым богом на земле, и от этого желания не отступился: даже будучи сосланным, пытался сохранить образ жизни живого бога. Что ему был Аввакум, погружённый в гнилую землянку на краю света?
Никона сослали, но его реформа продолжалась, дело его жизни ширилось, и он, накачивая себя в Белозёрских обителях вином и закусывая мёдом, щукой и лимонами, понимал, что сумел повернуть ход истории. Отсталая, по его мнению, русская церковь резко сблизилась с греческой и униатской церквями, и за их счёт усилилась политически и обогатилась интеллектуально, стала более современной, крепче встроилась в государственную систему, вывела Россию с просёлка на торную дорогу мирового исторического процесса. Так считали реформаторы церкви.
Но Никон хотел не просто запустить процесс модернизации – он хотел его возглавить, и непременно получить все положенные преференции, прежде всего – славу, величие.
Даже изгнанный, он хотел оставаться огромным, великим, сияющим, не русским – но византийцем.
А Аввакум византийцем быть не желал, оставался русским до мозга костей, голодным, сирым, но живым и действующим, упорным тружеником, царапающим буковки на клочках бумаги.
И в итоге тот, подземный, гниющий обитатель ледяной землянки – победил, а сияющий роскошный «живой бог» – проиграл.
К концу столетия «византийский проект» был закрыт. Новый государь Пётр Алексеевич попробовал воевать с Турцией, но затем решил прорубать окно в Европу через Балтику. Золотой престол базилевсов Петра не интересовал. Ему нужны были ценности нового времени: инженерные технологии, корабли, торговля.
Наконец, Петру нужна была абсолютная единоличная самодержавная власть. Статус духовного лидера Пётр просто отменил, сан патриарха – вообще ликвидировал. В России утвердился просвещённый абсолютизм, не сдерживаемый соображениями веры и религии.
Два видных участника той старой истории – бояре Артамон Матвеев и Иван Милославский, враги меж собой, – оба закончили свои дни трагически и фантастически.
Матвеев, дальний родственник матери Петра, просидел в Пустозёрске, по соседству с Авваумом, до 1680 года. Когда в 1682 году слабосильный царь Фёдор умер, не оставив наследника, возник конфликт, кто из его малолетних братьев будет далее править: Иван Алексеевич, рождённый от первой жены Милославской, или Пётр Алексеевич, рождённый от второй жены Нарышкиной. Матвеев приехал в Москву, пытался утихомирить бунт стрельцов, стоявших за Милославских, и был изрублен стрельцами на Красном крыльце Грановитой палаты в Кремле, на глазах у всей царской семьи, в том числе и девятилетнего Петра.
С того дня Пётр Алексеевич сохранил ненависть и к стрелецкому войску, подстрекаемому Милославскими, и ко всему прежнему укладу старой России, и впоследствии – строго по Фрейду, сражаясь с детскими страхами, – уничтожил и стрельцов, и весь прежний уклад жизни.
Царский казначей Иван Милославский пережил своего недруга Матвеева и умер своей смертью в 1685 году, и был упокоен с миром. Но спустя десять с лишним лет, в 1697 году, когда Пётр уже стал мужчиной и лидером страны, вскрылся заговор стрелецкого полковника Циклера, умышлявшего убить царя. На допросах подозреваемые назвали зачинщиком заговора боярина Ивана Милославского, к тому времени – уже давно похороненного. И тогда государь Пётр Алексеевич высочайше повелел извлечь труп боярина Милославского из земли. Сгнившие останки положили на сани, запряжённые свиньями, и провезли через всю Москву. В селе Преображенском поставили деревянный эшафот, труп Милославского поместили под настилом. Сверху – рубили головы осуждённым заговорщикам, а кровь – стекала вниз, на разложившиеся останки их предводителя. Далее тела казнённых, включая и гроб с телом Милославского, перевезли в столицу и выставили на всеобщее обозрение.
Протопоп Аввакум этих событий не застал. Он пережил и царя Алексея, и Никона, но покинул сей мир раньше, чем начались решительные петровские преобразования.
Аввакум ушёл в один год с последним старым царём, слабосильным Фёдором Алексеевичем, в год воцарения юного Петра.
1682-й – год конца старой страны, к тому времени
