ждала. Вытянув шею, она глядела в какой-то невидимый угол.
– Опять, снова! Что вы двое задумали на этот раз? – проворчала Суджон.
Гонсиль тут же сделала вид, что ничего не происходит, и уткнулась в телевизор. Суджон отложила рецепт. Она больше не могла на нем сосредоточиться.
– Да что мы могли задумать? – Гонсиль сделала безразличный вид.
– Говори, куда ушел этот растяпа? Ты ведь знаешь, да? Вы двое постоянно были неразлучны, куда ты его отправила?
– Говорю же, не знаю. Не могу же я знать о каждом шаге доктора восточной медицины.
Суджон ударила по столу:
– Мне послать призраков, чтобы они это выяснили?
Чтобы все узнать, у нее уйдет всего одно мгновение. И еще одно – чтобы выгнать Гонсиль. Ей больше некуда было идти, поэтому она надула губы и нахмурила брови, ненадолго задумалась и закричала:
– Ладно! Я попросила его избавить меня от досады! И сделала это потому, что ты, похоже, не собираешься мне помогать! Да еще и помереть можешь в любой момент!
– Что? Неужели попросила его принести урну? Я могу умереть в любой момент, поэтому ты, тревожась, что я не избавлю тебя от досады, решила втянуть в это ничего не смыслящего юношу?
– Да! Именно это я и сделала. Мне до чертиков надоело видеть здесь рожу моего мерзавца-мужа, и я терпеть не могу, что он обнимает мою урну, притворяясь хорошим перед окружающими! Забыла, как я умерла?!
– Ты с ума сошла? Нельзя же о таком просить. Думаешь, твой мерзкий муж так просто отдаст урну? Ты попросила Сынбома ее украсть, да? Что ты, что он – два сапога пара.
Суджон засучила рукава и вышла из лавки лечебных трав. Гонсиль погналась за ней.
– Какой смысл туда идти? Наверняка Сынбом уже внутри. А муж дрыхнет без задних ног, не о чем волноваться!
– А если его поймают? Ты же прекрасно знаешь, что невозможно забрать у того мерзавца даже кости, но такое говоришь? Тебе совсем не жаль Сынбома? Нельзя было делать этого.
С этими словами Суджон побежала к дому старейшины Чана. Гонсиль оглянулась.
– Жаль? Разве есть на свете кто-то несчастнее, чем я?
Гонсиль подумала о Сынбоме. Поначалу она просила его принести урну из-за того, что ее раздражало и бесило желание Сынбома поладить с ее мужем. Но сейчас она начала колебаться. Чтобы укрепить свою слабеющую волю, она потребовала, чтобы Сынбом избавил ее от обиды, тем самым связав его по рукам и ногам. Доктор восточной медицины ничего не знал о ее муже.
Гонсиль побежала вслед за Суджон.
* * *
Сегодня Сынбом уделил особое внимание своему внешнему виду. Он оделся во все черное, чтобы не бросаться в глаза в темноте, и надвинул на глаза бейсболку, чтобы скрыть лицо. Как и планировалось, в десять часов вечера он прижался к стене в месте, куда не доходил свет уличных фонарей, и огляделся по сторонам. Вдалеке в чьем-то дворе залаяла собака. Вокруг было шумно из-за ветра и стрекота насекомых. Сынбом внимательно прислушался, чтобы понять, не слышно ли в этом шуме присутствия людей. Наконец, убедившись, что все нормально, он схватился за край стены и подтянулся наверх. Его кожа немного стерлась, но он, не беспокоясь об этом, перемахнул через стену.
Только приземлившись на другую сторону и потерев ставшие горячими ладони, он с запозданием вспомнил, что в кармане брюк у него лежат рабочие перчатки. От нервов он совершенно о них забыл. Нельзя было оставить отпечатки пальцев нигде в доме. Надев перчатки, Сынбом заглянул внутрь. Там было темно и тихо. Готовый к темноте, он включил принесенный с собой фонарик размером с палец. Маленький и слабый луч света пересек двор.
Сынбом, двигаясь бесшумно, остановился перед входной дверью. Он медленно потянул за ручку, и дверь со скрипом открылась, как и обещала Гонсиль. Когда он вошел внутрь, влажный воздух окутал все тело, затрудняя его перемещение. В доме было мрачно, возможно, потому, что уже настал конец лета. Сынбом использовал фонарик, чтобы осветить себе путь.
В тихом доме слышались лишь очень осторожные шаги Сынбома, звук его дыхания и шуршание одежды, когда она терлась при ходьбе. Ему казалось, что шум, который от него исходил, был настолько громким, что приходилось беспокоиться, как бы его не услышал хозяин дома. Сердце тоже билось так сильно, словно собиралось вот-вот выскочить из груди.
Чтобы успокоиться, Сынбом сделал глубокий вдох и как можно тише выдохнул. Когда он вошел в гостиную, фонарик осветил старый диван. Напротив него стоял телевизор, а рядом с ним – комод. Вдруг дверь спальни со скрипом открылась. Сынбом рефлекторно спрятался за диваном. Босые ноги старика прошлепали по полу, а затем открылась еще одна дверь. Он даже не включил свет. В темноте раздался звук мочи, которая слабой струей падала в унитаз. Старейшина Чан вышел из туалета, даже не спустив воду. Шлеп-шлеп. Тяжелые шаги. Вскоре он прошел через гостиную и исчез в своей комнате. Через некоторое время послышался храп.
Изо рта сам собой вырвался вздох. Сынбом, с трудом пошевелив затекшими ногами, встал. Дерьмо. Он ни за что не пойдет на что-то подобное снова. Ему хотелось поскорее выбраться из этого дома. Он, украдкой поглядывая на хозяйскую спальню, осторожно встал перед комодом и потянул за дверцу, раздался тихий щелчок. Сынбом тяжело сглотнул. Его рука, дрожа, потянулась к урне. Когда Сынбом уже подумал, что его сердце вот-вот выскочит, он отчетливо услышал храп. Вместе с ним уха коснулось холодное дыхание.
Сынбом перевел взгляд в сторону. Черная тень стояла сбоку от него, наклонив голову.
Послышался характерный скрипучий голос:
– Кто это? А, случайно, не доктор восточной медицины?
Фонарик упал на пол. Вздрогнув, Сынбом сделал шаг назад и врезался в полуоткрытую стеклянную дверь комода. По инерции она распахнулась во всю ширь. Глаза старейшины Чана, освещенные бледным светом, метались по двери. Сердце Сынбома колотилось, а голова не работала как следует. Его шея затекла, он обливался потом.
– Э-это не то, что вы думаете.
Он никак не смог бы подготовить никакой речи для такой ситуации. Хоть смутно и понимал, что может попасться, но и подумать не мог, что это действительно произойдет. Разве Гонсиль не убеждала его, что старика Чана даже пушкой не разбудишь?
Пока Сынбом говорил, его глаза медленно пробежали сверху вниз по старику. Старая серая майка для бега с дыркой на груди, полосатые пижамные штаны с торчащей желтой резинкой, деревянная трость в руке.
– Ты должен был остановиться, когда отплатил местью за мою услугу. Как бы плохо
