Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
сейчас нанесет. Зачем он это сделал, осталось для нас тайной навсегда: когда много лет спустя я снова увидела его, он уже действительно не узнавал людей.
Выставка прошла во Франкфурте с большим успехом, хотя ей было, очевидно, тесно в залах Ширн Кунстхалле[18]. Предпринятая Кренсом реконструкция Музея Гуггенхайма запаздывала, и было принято решение перед экспонированием в Нью-Йорке показать «Великую утопию» в Музее Стеделийк в Амстердаме. В том самом музее, куда в 1958 году поступило крупнейшее собрание работ Малевича, оставленное им в 1927 году на хранение немецкому архитектору Гуго Херингу.
Я вернулась во Франкфурт, чтобы быть на демонтаже и упаковке, а затем сопровождать выставку в Амстердам. Ехали мы с коллегами поездом – так было дешевле и гораздо интереснее. Дорога шла через долину Рейна, и вся немецкая романтическая литература оживала передо мной. Рейн – символ жизненного пути и путешествия во времени, как на знаменитой картине Людвига Рихтера из Дрездена с романтическими развалинами замков на крутых берегах и маленькими городами с кукольными домиками прямо у воды.
Приехав в Амстердам, мне пришлось просидеть пять дней безвылазно в Стеделийке, приходя в бешенство от неторопливого графика работы тамошних сотрудников. Рабочий день начинался в восемь утра, в десять часов они все дружно уходили на полчаса пить кофе. В двенадцать часов – часовой перерыв на обед, а в четыре часа дня рабочий день заканчивался. В обеденное время и после четырех часов я успела пару раз сбегать в Рейксмузеум и в Музей Ван-Гога, увидеть наконец «Улочку в Дельфте», «Молочницу» Вермеера, легендарный «Ночной дозор» и поздние вещи Рембрандта. В пятницу в Стеделийке заканчивали работу аж в 15:00, и куратор от музея, наблюдавший мои мучения со сверкой состояния сохранности трехсот экспонатов в течение всех пяти рабочих дней, пожалел меня и повез на своей машине в Харлем, в Музей Франса Хальса. Эта поездка стала для меня настоящим открытием – всем, кто любит живопись, рекомендую туда съездить. Мы знаем Хальса как блестящего живописца, первым открывшего «гармонию в сером, белом и черном». Но что такое «цветной» Франс Хальс, можно понять только в Харлеме. Это сумасшедшая симфония цвета и экспрессии мазков – и все для того, чтобы написать очередной групповой портрет отряда нарядно одетых офицеров того или иного полка.
Но самое главное впечатление было впереди – у нас образовались выходные, и я сговорилась с замечательным реставратором из Русского музея, которая собирала сложнейший «Угловой контррельеф» Татлина, и еще с одной коллегой съездить по маршруту Амстердам – Антверпен – Гент – Брюгге и обратно. Это была чистая афера, уложиться в один день было практически нереально, но мы понимали, что, может статься, мы никогда больше сюда не попадем. В один из вечеров я побежала на вокзал за билетами. По дороге встретила группу коллег из разных музеев, которые гуляли по городу. Они хотели посмотреть Старую церковь, где похоронена Саския Ван Эйленбюрх, любимая жена Рембрандта, спросили меня, как туда пройти. Я указала им направление, а сама побежала дальше. Купила билеты на поезд и вернулась в отель. В вестибюле гостиницы я встретила дам из компании, которой по пути на вокзал объясняла дорогу. И одна из них с возмущением накинулась на меня: «Куда вы нас послали?» На мой удивленный ответ: «Как куда? К Старой церкви, я же знаю план города», – последовал шквал возмущенных придыханий: «Мы повернули за угол, а там, а там!» Оказалось, что за углом начинался квартал красных фонарей, и дамы тут же наткнулись на секс-шопы, девушек в витринах и прочие чудеса прославленного района Амстердама. Кто же мог знать тогда, что знаменитая Старая церковь стоит как раз посреди этого квартала и иного пути к ней нет. Самое смешное, что одна из более молодых коллег, замужняя дама, отвела меня на следующий день в сторонку и обиняками пыталась выяснить, работают ли те игрушки, которые они увидели в витринах магазина.
Наутро после этого курьезного происшествия мы отправились в наше авантюрное путешествие в Бельгию – к счастью, голландская виза покрывала и поездки в эту соседнюю страну. Встали мы затемно, в шесть утра были на вокзале, в Антверпен поезд прибыл ближе к десяти утра. Со станции просто бегом бросились в центр Антверпена, в собор с потрясающими полотнами Рубенса. Сам собор и алтарные образы великого фламандца, лучшие в его творчестве, произвели на нас сильнейшее впечатление своим драматическим накалом и маэстрией композиции и самой живописи. На художественный музей со знаменитой «Мадонной» Фуке времени уже не было, и мы также бегом вернулись на вокзал и через час-полтора оказались в Генте. Уже планируя эту поездку, мы понимали, что попадаем в цейтнот, но, когда мы зашли в собор Святого Бавона и оказались перед Гентским алтарем Ван Эйков – одним из самых великих созданий человеческого гения, – все отступило на задний план и мы забыли о времени. Ничего подобного со мной не случалось с тех пор, как двенадцать лет назад я встретилась в Дрездене с «Сикстинской Мадонной». Здесь, в тиши и темноте собора – посетителей было совсем не много, – перед нами высился невероятный памятник Духа, самое проникновенное прочтение Святого Писания, дарящее надежду на спасение. В те годы можно было подойти к алтарю достаточно близко и разглядеть все детали, внимательно вглядеться в лица Адама и Евы и понять, как много смыслов было заложено в каждом из образов этого грандиозного полиптиха. Поразили и сложнейший общий замысел, и то, как художники соединили в рамках одного многосоставного произведения отдельные образы и многофигурные композиции, населенные огромным количеством персонажей. Невозможно было оторвать глаза от знакомых ранее по репродукциям ликов Бога Отца в центральной панели алтаря, Богоматери и Иоанна Крестителя по обеим сторонам от Всевышнего, музицирующих ангелов, по-неземному прекрасных. Завораживала и сама живопись, сложнейшая, инновационная – не темперой, а маслом, с многочисленным наложением прозрачных лессировочных слоев, придающая изображению характер драгоценной смальты.
Силой оторвав себя от созерцания этого великого шедевра, мы двинулись дальше в Брюгге, куда приехали уже к вечеру. Мы успели попасть в Музей Мемлинга, бегом пробежаться по экспозиции и – что было для нас очень важным – попасть в собор Брюгге, чтобы увидеть «Мадонну» Микеланджело – третью в моей жизни скульптуру этого величайшего мастера после эрмитажного «Скорчившегося мальчика» и «Портрета Брута» из флорентийского музея Барджелло, который привозили в свое время в Москву. «Мадонна» оказалась на удивление камерной, но прекрасной, нежной и очень сложносочиненной, однако дольше смотреть на нее было невозможно – собор закрывался.
Мы гуляли по вечереющему Брюгге и понимали, что навсегда запомним этот день. Долгие годы названия этих городов звучали для нас как обозначение некоего параллельного мира, куда мы точно не
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
