Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
попадем. В университете курсом младше меня учился Андрей Ерофеев, сын крупного дипломата, с детства живший с родителями в Европе. Мы с ним часто общались, и я очень хорошо помню, как он рассказывал о своей поездке из Парижа на уик-энд в Брюгге и Гент и мы завидовали – нет, не из-за Парижа, а из-за этих двух городов.
Выставка простояла в Амстердаме три месяца, за это время Музей Гуггенхайма завершил реконструкцию и был готов ее принять. Кренс пригласил меня приехать в Нью-Йорк за пару недель до прибытия экспонатов, чтобы помочь сотрудникам Гуггенхайма с последними приготовлениями. И тут я впервые увидела Заху Хадид, чье имя сегодня с придыханием произносит весь мир. Кренсу был нужен именно архитектор-визионер, и его выбор был очень логичен. Но думаю, что не ошибусь, если скажу, что никто не мог предположить, каким сложным окажется в реализации ее уникальный проект.
Когда незадолго до открытия выставки я приехала в Нью-Йорк, в залах основной части здания и монументальной пристройки кипела строительная работа. Ничто здесь никак не походило на традиционную выставочную застройку. Каждый раз проходя через один из залов, я наблюдала, как рабочие день за днем возводят на полу какую-то загадочную вытянутую полусферу. Я не могла понять, зачем в выставочном пространстве эта конструкция, зачем на разной высоте монтируются кронштейны, на которые навешиваются размещенные под разными углами глухие белые панели, к чему в соседнем зале прозрачные плексигласовые щиты…
А потом прибыли экспонаты. По мере того как их распаковывали и выносили в залы, казавшаяся странной застройка наполнялась смыслом и жизнью. Зал с полуовалом на полу оказался пространством для рассказа о выставке ОБМОХУ 1921 года[19], для которой ВХПО заказало Вячеславу Колейчуку реконструкции не дошедших до нашего времени работ Карла Иогансона. Они казались простыми «как правда», но для того, чтобы их в точности воспроизвести, понадобился огромный талант Колейчука – я несколько раз с ним встречалась, но тогда еще не понимала, с каким выдающимся художником сводит меня жизнь. Когда предназначенные для этого раздела работы внесли в зал, оказалось, что тот самый пресловутый полуовал на полу, мимо которого я в недоумении ходила в течение двух недель, – это совершенное по форме и абсолютно неземное белое тело, над которым подвесили все модули Родченко, в том числе и купленный Альфредом Баром для МОМА в начале тридцатых оригинал, единственный из сохранившихся в музейных собраниях. Сам зал не имел четких геометрических очертаний, стык между стенами и полом был скруглен, и зрители не понимали, где и как стены переходят в пол. Ты оказывался в совершенно особом, как бы «космическом», пространстве, в центре которого над полуовалом Захи парили модули Родченко. И сразу становилось понятным значение выставки Общества молодых художников в развитии радикальнейших концепций конструктивизма, повлиявших на все мировое искусство ХХ века.
В зале, посвященном выставке «5×5=25»[20], состоявшейся в том же 1921 году, были установлены прозрачные панели, на которые с двух сторон вешали картины – благо все полотна были примерно одинакового размера. Ты ходил по залу, и возникало ощущение, что конструктивистские работы Поповой, Экстер, Веснина, Родченко и Степановой каким-то чудесным образом просто висят в воздухе, и это был очень сильный эффект. Потом этим принципом воспользовался для своей постоянной экспозиции художественный музей в Сан-Паулу, и до сих пор эта экспозиция привлекает огромное количество посетителей. Самый последний пример – новое здание Музея Бойманс ван Бенинген в Роттердаме, где картины смонтированы на прозрачных стенках так, что кажутся парящими в воздухе, как тридцать лет назад у Захи Хадид.
Для внутреннего пространства знаменитого здания Фрэнка Ллойда Райта Заха Хадид придумала инсталляцию, посвященную башне III Интернационала Владимира Татлина. Первоначально планировалось установить там реконструкцию татлинской башни, но работу не успели завершить. Тогда Заха Хадид предложила свою собственную, гениальную и визионерскую интерпретацию башни. На это у Гуггенхайма, увы, не хватило ни времени, ни денег, и проект остался нереализованным. И все равно гений Татлина царил во всем великолепном внутреннем пространстве ротонды Райта – под самым ее куполом парил Летатлин. Сколько мук мы претерпели с Инной, чтобы получить его в Музее Военно-воздушных сил в Монине, – это отдельная история. Коротко говоря, это был единственный случай в моей профессиональной жизни, когда в общении с теми, кто принимал решения, нам пришлось использовать свое женское обаяние и тогдашнюю моду на мини-юбки.
Шли последние дни монтажа, уже стали приезжать на открытие члены официальной российской делегации – включая министра культуры Евгения Сидорова и главного хранителя Третьяковской галереи Лидию Ивановну Ромашкову, ту самую «великую и ужасную» Ромашкову, которую все коллеги боялись и с которой у нас с Инной выстроились на удивление хорошие отношения. Идет монтаж зала выставки «0,10»[21] – центрального пространства всей экспозиции, выстраивая которое Заха Хадид отталкивалась от исторической фотографии с «Черным квадратом», повешенным в углу как икона. Она придумала специальные панели с кронштейнами: наклоненные под разными углами на довольно большой высоте, они давали возможность воспроизвести развеску 1915 года, когда картины, повешенные на веревках, иногда существенно отходили от стены. Я прохожу мимо этого зала и вижу, что Заха стоит там, монтажники уже готовятся начать повеску и собираются первым делом смонтировать камертон всего зала – «Черный квадрат» (на выставке показывалась авторская версия 1929 года). Что-то во мне екнуло, заставив остановиться. В этот момент я увидела моего давнего приятеля, заместителя директора Музея Гуггенхайма Пола Шварцбаума – человека большого ума и недюжинной интуиции. Он шел на выход с чем-то вроде авоськи в руках, собравшись домой к своей молодой жене и маленькой дочке. Но что-то заставило остановиться и его, а тут еще подошла Инна Балаховская и со свойственным ей занудством начала выражать сомнения по поводу безопасности подобного способа крепления. Было принято решение пока все приостановить и послать Инну на машине в гостиницу за Ромашковой. Ромашкова приехала, хотя был уже поздний вечер, и вот мы все вместе стоим рядом с Захой Хадид и смотрим, как рабочие с помощью подъемника монтируют на довольно значительной высоте «Черный квадрат». Надо сказать, что подобный способ крепежа картин вызвал сомнения не только у нас, и ранее днем к такой панели (пока без картины) на титановом (sic!) кронштейне подвесили груз в сто килограммов, и это испытание прошло успешно. Так вот, мы все стоим, квалифицированный монтажник крепит «Черный квадрат»… И тут происходит нечто невероятное. Титановый кронштейн обламывается, и панель с «Черным квадратом» летит примерно с девятиметровой высоты вниз. Пол предусмотрительно поставил там бригадира монтажников, очень опытного и компетентного человека по имени Питер, и тот успел – ей-богу, я не вру – поймать панель вместе с картиной
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
