я увидела, как Себастьян съехал на обочину и погнался за тем, кого я приняла за своего заказчика. Но это было лишь тщательно продуманной ловушкой, призванной доказать, что Себастьян получал удовольствие от своей жестокости.
Но на этот раз я не собираюсь сдаваться. Я буду бороться и кричать. Я буду пинаться, царапаться и кусаться. Я сделаю всё возможное, чтобы освободиться. Я буду дышать, несмотря на боль, которую он причинит мне, и я освобожу себя. Я уже сделала это однажды, и я могу сделать это снова.
Я осматриваю комнату в поисках камеры, следящей за мной, но ничего не нахожу. По сравнению с моей камерой эта комната кажется раем, но всё это не имеет значения. Внешность может быть обманчивой. Иногда ад может выдавать себя за рай. Страх начинает охватывать меня, и я снова погружаюсь в панику. Я не могу ничего поделать, кроме как ждать возвращения Себастьяна. Нет ни выхода, ни надежды — только страх.
Когда я позволяю себе плакать, мои мысли возвращаются к Райкеру, и я тоже плачу о нём. Себастьян так и не дал мне точного ответа, жив он или мёртв, но его слова вселили в меня слабую надежду на лучшее. Я отбросила то, что было, ради того, чтобы получить свободу. Но сейчас, лежа здесь, в этой золотой клетке, осознание того, что всё было напрасно, давит на меня тяжёлым грузом. Чего бы я только не отдала, чтобы дверь открылась и вошёл Райкер! Я бы упала на колени и поцеловала его ноги, если бы он только захотел.
Но вместо этого всё, что я могу делать, это плакать. Оплакивать Райкера и плакать о жизни, украденной у меня.
Плакать о девушке, которая уже никогда не будет прежней.
ГЛАВА 3
МИЯ
— Ты будешь хорошо себя вести?
Себастьян стоит возле кровати, а я киваю, давая обещания, которые не намерена выполнять. Он смотрит мне в глаза, словно сомневаясь во мне, затем протягивает руку и развязывает узел у меня на затылке. Медленно вытаскивая ткань изо рта, он позволяет мне глубоко вдохнуть, наслаждаясь ощущением воздуха, наполняющего легкие, и слюны, которая мгновенно увлажняет пересохший рот. Однако я всё ещё привязана к кровати, вытянувшись так, что мои руки тянутся к её краям.
Его волосы растрёпаны, а глаза безумны, что придаёт ему безумный вид. Его кожа белая, как фарфор, а глаза бледно-голубого цвета, в то время как всё остальное в нём кажется тёмным. Он не смотрит мне в лицо, но его взгляд пронзает меня с такой болью, словно сосулька, прижатая к моей коже. Ткань на моей груди сбилась в комок от усилий освободиться, и моя грудь опасно обнажена из-за глубокого выреза. Ткань застёгнута сверху донизу на маленькие пуговицы, и он протянул руку, чтобы поиграть с одной из них. Он расстегнул её, и материал слегка распахнулся.
— Ты голодая? — Спросил он.
Я кивнула.
— Говори! — Резко приказывает он, его пальцы нетерпеливо расстёгивают следующую пуговицу и грубо дергают ткань. Некоторые из них расстегнулись сразу.
Я слегка приподняла подбородок.
— Я думала, ты не хочешь, чтобы я говорила. Разве не в этом смысл твоей командной фразы?
— Это было больше для Райкера, чем для меня, но да, когда я использую её, я ожидаю, что ты будешь молчать. Но я же не сделал этого, не так ли? Итак, ты голодна?
— Да, — отвечаю я, пытаясь сдержать дрожь, когда он проводит пальцем по моей груди. Под платьем я обнажена, без нижнего белья, которое могло бы прикрыть меня, когда пуговицы расстёгнуты и ткань сползает в сторону, его палец касается моей кожи, и моя грудь поднимается. Он облизывает губы, его глаза темнеют.
— Ты такая красивая, — говорит он с благоговением, его голос звучит как приглушенный шёпот. Его палец нажимает на мой сосок, и в нижней части живота зарождается слабая пульсация удовольствия. Я закрываю глаза и молюсь, чтобы это прекратилось, убеждая себя, что мое тело не предаст меня, как это было с Райкером. От одной мысли о нем моё сердце начинает учащённо биться, а грудь вздымается. Себастьян неправильно истолковывает реакцию моего тела, полагая, что это он вызвал у меня ответную реакцию. Улыбка медленно приподнимает уголки его рта, и он наклоняет голову, проводя языком между моих грудей и оставляя кожу прохладной и влажной.
— Такая красивая и вся моя. — Его язык нежно скользит по моей коже, обводя контуры моего тела, пока не достигает соска. И вот тогда он прикусывает его, совсем слегка, но этого достаточно, чтобы я ахнула. Его горящие желанием глаза снова встречаются с моими. Его пальцы вновь начинают возиться с пуговицами моего платья, и с его губ срываются стоны разочарования от их неподатливости. — Я так долго ждал. Слишком долго. Ты знала, что Райкер присылал мне видео с тобой? — Его пальцы лихорадочно работают, почти дрожа от нетерпения, когда расстёгиваются пуговицы. — Раньше я наблюдал за тобой и мастурбировал. Ты знала об этом? Ты чувствовала это, когда я думал о тебе?
Как только все пуговицы оказались расстёгнуты, он с жадностью схватил края моего платья и распахнул его. Его взгляд блуждал по моему телу, когда он опустился на колени у моих ног.
Подняв мою ступню, он нежно обхватил её рукой и прижался губами к пальцам. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не оттолкнуть его и не ударить. Я стиснула зубы и старалась не обращать внимания на его действия. Он медленно продвигался вверх по моей ноге, покрывая поцелуями мои колени, внутреннюю сторону бедра и косточки. Наконец, он остановился, уткнувшись лицом мне между ног, и глубоко вдохнул.
Слезы хлынули из моих глаз, когда он всем телом прижался ко мне. Его твёрдый и напряжённый член упирался мне в ноги, и с моих губ сорвался тихий панический стон. Но он ошибочно принял его за желание и поднял голову, на его лице вновь появилась улыбка.
— Я знаю, моя милая певчая птичка, я знаю, — напевает он. — Но терпение — это добродетель, по крайней мере, так мне постоянно твердит моя мама. Лично я до недавнего времени не видел в этом особой пользы. — Он продолжил свой путь вверх по моему телу, осыпая меня поцелуями и проводя языком по моей коже в перерывах между словами. — Но я был терпелив, когда ты убегала. Я наблюдал и ждал в тени, все это время зная, что ты будешь моей. Ты чувствовала, что я наблюдаю? Ты знала, что
