я был рядом?
Я концентрируюсь на своём дыхании, это единственное, что отвлекает меня от него, от его нежных и сладостных движений, которые заставляют моё тело думать, что оно этого хочет.
— Знала?
Его голос звучит так громко, что я распахиваю глаза и обнаруживаю, что его лицо нависло прямо над моим.
— Ну? — Он целует меня в шею, посасывая мягкую кожу и покусывая мочку уха.
Это то, чего я ждала. Возможность выразить свои чувства, показать, что я не принадлежу ему или, по крайней мере, что я не сдамся без боя.
Оторвав голову от подушки, я наклоняюсь и кусаю его за ухо. Радость наполняет меня, когда я ощущаю сопротивление его плоти и чувствую, как кровь скапливается у меня во рту. Он отшатывается, хватаясь за ухо, и на его лице отражается потрясение.
— Ты грёбаная сука! — Шипит он. Убрав руки, он с любопытством смотрит на них, растирая кровь между пальцами.
Я плюю, и капля попадает ему на лицо, окрашивая его в розовый цвет. Но он заворожён видом крови у себя на пальцах и почти не замечает этого. Когда он снова и снова растирает пальцы, его взгляд медленно возвращается ко мне, и я холодею от того, какая тьма скрывается в его глазах.
Он даёт мне пощёчину, и боль пронзает мою щёку, словно рикошет. Его глаза горят безумием, а в свете лампы у кровати они кажутся красноватыми. Он снова бьёт меня, на этот раз по другой щеке, и я не могу сдержать крик. Острая, жгучая боль отдаётся эхом в моём мозгу, словно стучит по стенкам черепа.
Он продолжает бить меня, снова и снова, пока моё лицо не начинает неметь от боли. Его тело прижимает меня к постели, а мои запястья связаны, и нет никакой надежды скрыться от его безумного взгляда. Что-то внутри меня ломается, и страх пронзает меня с силой, которую я не испытывала со времён Марселя.
— Прекрати, — говорю я. — Пожалуйста, прекрати.
Но он снова наносит удар, и моя голова с силой откидывается в сторону. Его рука покрыта кровью, но я не могу сказать, его это или моя. Он подносит руку к лицу, переворачивает и внимательно рассматривает. Затем, взглянув на меня, он начинает расстёгивать рубашку, не спеша расстёгивая каждую пуговицу. Его язык медленно скользит по губам, создавая ощущение опасности.
Я пытаюсь вырваться, извиваясь под ним, но это лишь вызывает у него маниакальный смех. Он проводит рукой по волосам и вниз по груди, и в воздухе разливаются его тошнотворные стоны экстаза. Затем он срывает с себя рубашку и бросает её на пол, за ней следуют брюки. Он снова наваливается на меня, и по его бледной груди стекают струйки крови. Его рот опускается на мою грудь, обхватывает сосок, играя с ним, пока он извивается на мне. Другой рукой он до боли сжимает сосок другой моей груди между большим и указательным пальцами.
Мои слезы теперь льются свободно, и рыдания вырываются из груди. Внезапно он садится, прижимаясь ко мне всем телом, пока его ягодицы не оказываются над моим тазом, а его тяжёлый член не ложится мне на живот. Он почти нежно гладит меня по щеке.
— Такая красивая, — шепчет он, — твои слезы так прекрасны. Его пальцы скользят по моему лицу, задерживаясь на нижней губе, и спускаются вниз по шее, пока не обхватывают горло.
Я невольно начинаю дрожать.
— Нет, — умоляю я, когда его пальцы сжимаются сильнее. — Нет, нет, нет. — Но мои слова прерываются, когда он надавливает так сильно, что боль почти парализует меня. Он смотрит прямо мне в глаза, обхватывает другой рукой свой твердый член и начинает поглаживать его. Он мычит и постанывает, работая над собой. Его колени прижаты к моим бокам, а пальцы впиваются в мое горло с такой силой, что на краю моего поля зрения начинает образовываться чернота.
Я бессильна что-либо изменить.
Мои руки связаны, а его тело не даёт мне сдвинуться с места. Я не могу убежать. Всё, на что я могу надеяться, это чтобы он завершил то, что делает, прежде чем я потеряю сознание.
Я в отчаянии извиваюсь под ним в последней попытке освободиться, но это лишь усиливает его возбуждение. Его движения становятся более лихорадочными, а руки крепче обхватывают его член и мою шею. Темнота начинает сгущаться на краю моего поля зрения, затмевая всё, кроме его глаз. Они сияют так ярко, но в то же время так холодно, наблюдая, как я исчезаю под ним.
И вот, когда я уже почти уверена, что вот-вот потеряю сознание, он вскрикивает, отпуская и себя, и меня. Липкое тепло растекается по моему животу и груди, пока я кашляю и отплёвываюсь, отчаянно хватая ртом воздух.
Не говоря ни слова, Себастьян отрывается от меня и выходит за дверь, оставляя свою сперму и кровь покрывать моё тело. Как только за ним закрывается дверь, я издаю душераздирающий крик, не заботясь о том, что он разрывает мои голосовые связки и вызывает боль в горле. Слезы, отчаянные крики и судорожные движения ногами заполняют комнату. Я пытаюсь освободиться, натягивая ремни, пока мои запястья не начинают протестовать, а суставы рук жечь адской болью.
Но в этом нет никакого смысла. Я в ловушке, его запах заполняет мои ноздри, а его тяжесть на моём теле становится невыносимой.
Он ненадолго покидает меня, чтобы вернуться, благоухая мылом и свежестью, одетый лишь в чёрные шёлковые пижамные штаны. Его тело кажется высеченным из мрамора — твёрдое, холодное и бледное. Он подходит к окну, даже не взглянув в мою сторону, раздвигает занавески и смотрит на луну.
— Я попросил доставить немного косметики, — говорит Себастьян, и в этот момент дверь снова открывается, впуская другого мужчину. Он несёт множество коробок, но его взгляд невольно останавливается на мне, замечая пятна крови и спермы на моём животе. Я отворачиваюсь, предпочитая смотреть на стену, лишь бы не встречаться с ними глазами. Но я не могу долго скрывать свои чувства, мне нужно знать, где мы находимся и что делать дальше.
— Просто положи их сюда, — Себастьян указывает на свободное место на полу, и мужчина ставит коробки на пол, прежде чем выйти из комнаты. Его глаза всего на мгновение встречаются с моими, и мне, кажется, я вижу в них тень сострадания. Или, возможно, это лишь моё воображение. Затем в моей памяти всплывает воспоминание: ночь в баре, глаза, сверкающие в темноте, лицо человека, который гнался за мной по улице.
— Это
