века. После революции, как и все частные поместья российской элиты, эта усадьба перешла во владения государства. Сперва здесь обосновали туберкулезный центр, но после войны с округи в это место стали свозить многочисленных сирот, что остались без родителей. В пятидесятых годах усадьба перестала быть загородным построением, потому что вокруг нее вырос небольшой городок. К сожалению, приют был актуален долгие годы. В девяностые финансирование было урезано, здание рушилось, сотрудники работали за копейки, что не могло не сказываться на их отношении к подопечным, а через год после того, как Вера выпустилась из интерната, его и вовсе закрыли.
В левом крыле было отделение для девочек, в правом – для мальчиков, в центральной же части здания располагались классы, столовая и актовый зал. Вера стояла напротив входа в столовую и не решалась зайти. Она слышала, как где-то в здании завывает ветер, проникающий внутрь через разбитые окна. Она видела рисунки на стенах, оставленные здесь детьми, которые никогда не знали, что это такое – быть брошенными.
Веру переполняли смешанные чувства. Она толкнула одну из створок двери, ведущую в столовую, и та со скрипом открылась.
– Кто не успеет съесть обед за положенное время, тот уходит голодным! – раздался голос тридцатилетней давности.
В большой комнате, в которой когда-то давно завтракали, обедали и ужинали дети, было пусто. Кое-где у стен валялся мусор: тряпки, картон, засохшие листья деревьев, какие-то газеты. Когда-то в этом зале могло одновременно поместиться более шестидесяти детей. Вера прошлась по столовой, разглядывая ее так, будто в ней было что-то, кроме мусора. В этот момент за спиной громко хлопнула дверь. Вера от неожиданности подпрыгнула на месте, громко вскрикнула и резко обернулась назад. Дверь была заперта, а за ней отчетливо слышался звук отдаляющихся шагов.
– Кто здесь? – крикнула Вера и осторожно подошла к двери. – Еще не хватало на бомжей нарваться, – пробурчала она себе под нос.
Она дернула на себя дверь, но та не открылась. Она дернула еще раз и услышала, как за дверью лязгает цепь. После третьего рывка цепь, которая была продета в ручки обеих створок двери, но не была сцеплена замком, с громким звоном упала на пол, и дверь распахнулась.
Вера хотела снова крикнуть, чтобы спросить, кто это сделал, но поняла, что будет лучше поскорее убраться отсюда.
– Что я вообще здесь делаю? – негромко сказала она, быстро направляясь к выходу.
Уже находясь около парадной двери, Вера заметила какое-то движение в коридоре в стороне правого крыла. Она повернула туда голову, но, ничего не увидев, быстро вышла во двор. Спустившись вниз по ступенькам, Вера повернулась лицом к старой усадьбе, бегло пробежала взглядом по окнам, пытаясь хоть что-то в них разглядеть (и в то же время, не желая в них ничего и никого увидеть), еще раз отметила для себя, что здание находится далеко не в первой стадии своего разложения, отвернулась и протиснулась между прутьями ржавых ворот. Она накинула капюшон и стала стремительно удаляться от приюта, в котором провела все свое детство, а потому не увидела, как ей вслед кто-то глядел из окна второго этажа правого крыла.
Глава 2
Квартира
Весь вечер Вера сидела в своей «новой» квартире. Ей было неуютно, некомфортно, неудобно, но вариантов не было. Она не собиралась что-то менять здесь, перебирать вещи или делать ремонт – все это она планировала возложить на будущих новых хозяев данного жилища. На руках у нее имелись только документы на квартиру, свидетельство о смерти Порошиной Светланы и копия свидетельства о рождении самой Веры, которая хранилась вместе с правоустанавливающими документами. Оригинал зеленой книжечки Вера получила на руки после выпуска из интерната в восемнадцать лет вместе со своим паспортом.
Но теперь все изменилось. То, что она увидела сегодня на кладбище вынуждало ее пересмотреть не только всю ситуацию в целом, но и отношение к женщине, которая приходилась ей матерью. Вера решила исследовать квартиру и найти хоть что-то, что смогло бы пролить свет на эту тайну. Разные мысли поочередно занимали сознание: что, если все дети Светланы были чем-то больны? А что, если она сама была повинна в их ранних смертях? Но в таком случае почему она продолжала рожать? Почему она отдала в приют четвертого ребенка, единственного, кто не умер в младенчестве? И главный вопрос – где отец всех этих детей, отец Веры?
Однокомнатная квартира была чистой, ухоженной, хотя ремонт, несомненно, был сделан очень давно. К беспорядку можно было отнести только пыль, которая скопилась на всех поверхностях за время, что квартира пустовала. Одежда Светланы и постельное белье были аккуратно разложены и развешаны в шкафу и даже сохранили легкий аромат от стирального порошка или кондиционера для белья. В ванной комнате бутылочки с недорогими средствами личной гигиены были расставлены на полочках, никакой грязи или потеков не было ни на сантехнике, ни на зеркале. Посуда на кухне была чистой и убрана в шкафы. Только на подоконниках кое-где были видны следы от стоявших там раннее цветочных горшков, которые, скорее всего, забрали к себе соседи после смерти Светланы. Соседи. Точно. И как она сразу не догадалась?
– Кто там? – спросил женский голос из-за двери.
– Добрый вечер, меня зовут Вера, и я… Я – ваша новая соседка сверху.
Ключ трижды провернули в замке, и дверь с тихим скрипом открылась. Перед Верой стояла немолодая женщина в длинном махровом халате и теплых домашних тапочках.
– Здравствуйте, – снова поздоровалась Вера. – Я – Вера.
– Да я уж поняла, – сказала женщина, – проходи. Я же слышу, что наверху кто-то ходит. Меня зовут Любовь Ильинична.
Вера переступила порог, разулась, и ей тут же были предоставлены тапочки.
– Надевай, полы холодные, – сказала Любовь Ильинична.
Вера поблагодарила и прошла за хозяйкой квартиры на кухню.
– Чай?
– Да, спасибо.
– Кофе не пью, его у меня нет, потому и не предлагаю.
– Чай вполне подойдет… Скажите, вы хорошо знали…
– Свету? – перебила Веру Любовь Ильинична. – Конечно, хорошо. Тридцать лет соседями были. Ты ее дочка, верно?
– Да. Она говорила обо мне?
– Немного. Я знала, что ты есть, а с расспросами не лезла. Мы были соседями, а не друзьями. Ну, спрашивай. Я же понимаю, что у тебя есть вопросы. Чем смогу, помогу, но, повторюсь, со Светланой у нас были исключительно соседские отношения.
– Я поняла вас… Любовь Ильинична, скажите пожалуйста, знаете ли вы что-нибудь о том, были ли у… вашей соседки другие дети? До меня…
Чайник засвистел. Любовь Ильинична насыпала заварной чай