кроссовок.
Подвал был именно таким, как можно представить под отелем с протекающим полом. Он оставался незаконченным, стены беспорядочно были покрашены в жёлтый, флуоресцентный свет над головой был слишком ярким, и на стенах висели паршивые вдохновляющие плакаты. В центре комнаты большим кругом стояли раскладные стулья, а сбоку к стене прижимался длинный стол, уставленный вечно тёплой водой и чёрствыми пончиками.
Там уже было несколько людей, которые болтали тихим тоном и занимали свои любимые места. Большинство людей подняли взгляд, когда я вошёл, но никто не улыбнулся и не помахал рукой. Еще в первый год, что я приходил сюда в эту группу, я не говорил ни единого слова, поэтому большинство людей перестали подавать вид, что я вообще есть.
Я подошёл к столу и взял один из пластиковых стаканчиков из стопки. Подойдя за кофейником, я случайно столкнулся с человеком, который стоял рядом со мной.
— Простите, — сказал я, развернувшись.
Он просто улыбнулся мне. Милой, уставшей улыбкой, за которую я был благодарен.
Я узнал его с нескольких предыдущих собраний. Его медно-рыжие волосы и тёмные глаза было тяжело пропустить. Но он был просто худым парнишкой, на несколько дюймов ниже меня и скорее всего на несколько лет младше. Его свитер был слишком большим, а лак на ногтях облез.
Снаружи он выглядел так, как я чувствовал себя внутри.
Вскоре комната заполнилась, и все нашли свои места, организаторы группы поприветствовали всех медленными спокойными голосами и лёгкими улыбками. Они представили новых людей в группе и выразили своё счастье от того, что видели знакомые лица.
Рядом со мной сидел большой мужчина средних лет. Несколько месяцев назад он рассказал, что потерял из-за лейкемии жену, с которой прожил одиннадцать лет. Он плакал почти каждое собрание. За прошлые несколько недель он перестал плакать так сильно и даже улыбнулся мне раз или два — даже если я не улыбался в ответ.
Когда спросили, есть ли кто-то, кто хочет высказаться первым, я вытянул ноги перед собой и откинулся на спинку стула, скрестив руки. Собрания всегда так начинались. Это было похоже на встречи анонимных алкоголиков, какие я видел в фильмах. Я не был уверен, все ли группы поддержки проводят собрания таким образом, но я ходил в несколько других, которые разбивали людей на маленькие группки, и в те, где все ходили по кругу и говорили. Одна группа, в которой я был, даже не говорила о своих потерях — они просто говорили о повседневных вещах: о погоде, о спорте и о новинках в торговом центре. Другая группа разрешала людям приносить фотографии своей семьи и делиться ими или домашними видео. Мне хватило шести минут, прежде чем я ушёл.
Эту встречу Дэнни нашёл в интернете, наверняка после многих часов энергичных поисков.
— Это не чепуха, и это не паршиво, — сказал тогда он. — Люди на этом форуме говорят, что там хорошо и довольно легко. Тебе понравится.
— Мне понравится? — спросил я, приподняв брови.
Он поморщился, затем усмехнулся.
— Как будто это неправильное слово. Но я считаю, что это тебе подойдёт. Там ты задержишься; я это чувствую, Эйс. Просто попробуй. Я пойду с тобой.
Дэнни не пошёл со мной на то первое собрание группы поддержки и ни на одно последующее. Единственное, что, по-моему, могло быть хуже, чем пойти в очередную группу, это если бы он потянулся следом. Когда я сказал ему это, он пошутил о том, что я предпочитаю страдать в тишине. Я парировал, ответив ему, что страдаю на любой громкости. Я имел это в виду как шутку, но ему это не показалось смешным. Вместо этого на его лице появилось выражение, которое я никогда больше не хотел видеть.
Напротив меня, на другой стороне круга, рыжий парень поднял руку. Я наблюдал, как он отталкивается от стула и встаёт. Он смотрел на свои руки, крутя кольца на своих пальцах, пока говорил.
— Меня зовут Бейли. Прошло шесть недель с тех пор, как я потерял своего партнёра.
От одного упоминания об этом у меня навернулись слёзы. Пришлось отвести взгляд.
Шесть недель.
Когда я был на стадии шести недель, боль была такой острой — такой свежей — что я думал, что могу умереть от разбитого сердца. Было легко увидеть такое же разбитое сердце по лицу Бейли, и с этим я не мог справиться. Даже сейчас, просто глядя на это, я вернулся обратно к своей боли. Это пронзило меня прямо в сердце.
Некоторые люди — даже те, кто ходил в эти группы — наверное, считали меня слабым. Я давным-давно прошёл свежую, новую печаль шести недель Бейли. У меня прошло три года с тех пор, как я потерял обоих родителей, и по-прежнему открытая рана ныла так, будто я только что стал жертвой мушкета.
— Он был для меня всем. Он… — голос Бейли надломился.
Это было слишком.
Этого было слишком много, слишком рано и… всегда будет слишком рано. Я никогда не переступлю через это. Это будет продолжать поглощать меня и съедать моё здравомыслие, мою надежду и радость до конца жизни. Не было никакого света в конце тоннеля, потому что не было никакого чертового тоннеля. Была яма, и в этой яме не было ничего, кроме темноты. И в центре стоял я.
Ножки моего стула громко заскрипели, когда я вскочил. Не глядя ни на чьи лица, я отвернулся от группы и помчался вверх по лестнице.
Когда я поднялся наверх и открыл дверь, небо начало плакать. По моему лицу били огромные капли дождя. Я закрыл глаза и стоял на тротуаре, засунув руки в карманы, молясь, чтобы небо затопило весь мир.
Глава 3
— Так где полчища диких бобров, которые мне обещали?
Дэнни цокнул языком.
— Будь терпеливее, они появятся. Наверное, ждут, пока сначала из леса выйдет лось и станцует в твою честь.
— Это будет нечто.
— Видел бы ты их на День Канады. Они все синхронно танцуют и носят маленькие канадские флаги как плащи.
Я усмехнулся, и Дэнни рассмеялся.
Мы приземлились в Калгари всего несколькими часами ранее и сразу же направились в прокат бюджетных машин. Дэнни сказал, что его папа предлагал забрать нас, но Дэнни хотел поехать через горы. Ещё он упомянул, что в арендованной машине, наверное, будет намного удобнее, чем в каком-то драндулете, на котором сейчас ездил его отец.
Когда
