на стуле, я подошел к окну. Оно выходило на заросший бурьяном переулок. Окно находилось совсем невысоко от земли.
Я осторожно приоткрыл раму. Скрипнула! Я замер. Тихо… Тогда я перекинул одну ногу, потом другую и легко спрыгнул на землю. Момент — и я уже за сараем, крадучись пробираюсь к калитке на улицу. Свобода! Опасная, неизвестная, но такая необходимая сейчас свобода познания нового мира. Друзья, наверное, уже ушли далеко, но я их догоню. Или просто пройдусь сам. Пора было начинать жить эту новую, чужую, страшную, но такую многообещающую жизнь.
* — плавни — поросшие осокой и тростником топкие берега рек.
Глава 2
Выскользнув за сараем на пыльный, заросший лопухами переулок, я на мгновение замер, оглядываясь по сторонам. Прислушался, не хватились ли меня. Нет, все по-прежнему: из открытого окошка слышался Яшкин рёв, перемежающийся материнскими увещеваниями. На улице тоже было тихо: лишь где-то вдалеке лениво переругивались собаки, да откуда-то сверху, со стороны города, нет-нет да и раздавался одиночный выстрел, пьяный крик или залихватский посвист. Пахло пылью, теплым деревом нагретых солнцем заборов и неизбывным деревенским духом — навозом, дымом печных труб и цветущей акации. Короче, все нормально — побег удался!
Но тот передо мной сразу же встала новая проблема: куда идти? Эти мальчишки, Гнатка и Костик, наверняка уже убежали далеко. Попробовать догнать? Но куда они направились? Где он обычно гулял? Куда бегал с друзьями? В голове было пусто. Я попытался напрячь воображение, вызвать хоть какие-то обрывки воспоминаний этого тела, Лёньки, но память молчала, как партизан на допросе: ни знакомых маршрутов, ни любимых мест. В общем, как не пытался я вызвать в голове хоть какие-то образы зданий, схему расположения местных улиц, ровным счётом ничего у меня не вышло. Ладно, пойдем напрямик, куда глаза глядят. Городок вроде небольшой к тому же топографическим кретинизмом я, вроде бы, никогда не страдал.
Выйдя на середину проулка, я вновь оглянулся. Узкий, стиснутый с двух сторон покосившимися плетнями, усыпанный высохшими коровьими лепешками прогон шел с одной стороны на понижение — и там, вдали виднелась лента широкой реки — а с другой стороны взбиралась по косогору вверх. По левую руку вдали над камышовыми, соломенными и железными крышами приземистых домов возвышались многочисленные кирпичные трубы крупного завода. Мгновение помедлив, я выбрал путь, ведший в гору, справедливо рассудив, что центр городка находится явно не в реке.
Вскоре я выбрался на проулок пошире, вымощенный рыжим заводским шлаком. Здесь в утопающих в зелени участках стояли домики побогаче: все одинаковые, как один, крытые крашенным в зеленый цвет фальцевым железом. Удивительно, но тут стали попадаться деревянные столбы с характерными белыми фарфоровыми изоляторами и проводами. На этой улице имелось электричество.
Пыльный переулок привёл меня на железнодорожные пути. Взобравшись на насыпь, я оглянулся и обалдел от открывшегося простора: широченная река, настолько широкая, что противоположный берег едва просматривался в беловатой дымке. Где-то вдали, деловито пыхча черным дымом, по водной глади полз паровой буксир, тащивший длиннющую приземистую баржу.
«Что это? Волга? Днепр? Дон? Нет, Дон я видел — он поуже будет, и берега не такие крутые. Вернее всего — Днепр…»
— Лёнька! Эгегей! — ветер вдруг донёс до меня отдалённый мальчишечий крик.
Повернувшись в сторону, откуда до меня донесся этот зов, я увидел Гнатика и Костю. Они в паре сот метров в стороне что-то делали на железнодорожном пути. Костя, завидев меня, махал рукой.
Махнув ему в ответ, я отправился к ним навстречу.
— Ты шо, сбежал, что ли? — небрежным тоном спросил Гнатик. И, хоть в тоне его слышалось деланное равнодушие, что-то заставило меня понять, что непослушание взрослым здесь — нетривиальный поступок.
— Надоело в хате сидеть! — ответил я, напустив на себя небрежный тон. — Подумаешь, синяк!
— Ну ты отчаянный! — восхитился Костик, поблёскивая стеклами круглых очков. — Не надерет тебя батька-то?
— Мне вроде мамка запретила. Он сам ничего не сказал. Небось не надерет. А вы тут что делаете?
— Та гильзы шукаем. Тут их богато насыпано!
И он показал мне пригоршню блестевших на солнце латунных винтовочных гильз.
— И накой они?
— Да ты што? Этож французские, таких нету ни у кого! В расшибалочку на них сыграем, одна за две пойдёт, а то и за три! Давай, побачь вот в той стороне, еще должны быть!
Справедливо рассудив, что халява — она халява и есть, а с друзьями надо находить общий язык, я прошелся туда-сюда по путям, действительно вскоре заметив между тускло блестевших на солнце рельсов и рядом, в придорожной траве у концов шпал, несколько пузатых, еще пахнущих стрелянным порохом латунных гильз.
— Ну что, больше нету? — подскочил ко мне Игнат. — Жаль, право, жаль! Тут были еще орудийные, здоровые такие — да уж с придорожных домов хозяева все растащили!
— А им-то они зачем? — удивился я еще больше. То, что мальчишки играют с гильзами и даже используют их в своих детских расчётах, еще можно было понять. Но взрослые?
— Та их, кажуть, меняют на хлиб, чи на завод можливо сдать! — объяснил Коська.
Мысленно я вздохнул. Гильзы на хлеб… Господи, вот она, реальность Гражданской войны!
— Ну что, мож, купаться пойдём? — предложил Гнатик.
Окунуться в прохладную воду, действительно, очень хотелось. Весеннее солнце припекало вовсю, а одежда моя — не сказать, чтобы сильно летняя: рубашка с длинным рукавом, и полноценные брюки — никаких шортов. Но жгучее любопытство заставило меня отказаться от этой идеи.
— Может, походим туда-сюда по улицам? Посмотрим все, до гимназии дойдём…
— Тю, да на шо нам та гимназия? Она уж третий день закрыта, учителя боятся на службу ходить! — запротестовал Коська.
А мне страшно хотелось дойти до гимназии. Рано или поздно ведь придется идти на учёбу, а я даже и не знаю к ней дороги! И вот сейчас можно было бы прогуляться и ненароком выяснить местоположение всех важных для малолетнего пацана в этом городке мест…
— Да хрен бы с учителями. Там могут быть какие ни есть интересности. Может, пушка стоит, может, еще чего! — неуклюже обосновал я свою мысль.
— А что, вдруг там оркестр поставили? — вдруг загорелся Гнатик. — Когда войска в город входят, первым делом завсегда оркестр на площади играет, чтобы повеселее было!
— Ну эт ты хватил! — авторитетно возразил Костя. —