неизмеримый восторг поднимал все существо мое. Да, жизнь, и – проповедь!»
Накануне герой был уверен, что всем «все равно», и, нравственно умирая от бессмыслицы мира вокруг, мечтал о смерти физической. А проснулся он нравственно обновленным: «Старая это истина, но вот что тут новое: я и сбиться-то очень не могу. Потому что я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле… Больше скажу: пусть, пусть это никогда не сбудется и не бывать раю (ведь уже это-то я понимаю!), – ну, а я все-таки буду проповедовать. А между тем так это просто: в один бы день, в один бы час – всё бы сразу устроилось! Главное – люби других как себя, вот что главное, и это всё, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться… Если только все захотят, то сейчас всё устроится.
А ту маленькую девочку я отыскал… И пойду! И пойду!»
！
Герой понимает, что мечта его не сбудется, потому что сбыться не может, но заведомая невозможность достичь идеала не обессмысливает его проповедь. Заметьте, что внешне ничего в его жизни не меняется: его по-прежнему считают смешным человеком, только теперь он вовсе не считает такое отношение к себе зазорным для себя. Меняется не мир, меняется его отношение к миру, и все вокруг внезапно приобретает смысл.
Герой проделывает путь от нигилизма к деятельному добру, он эволюционирует из Гамлета в Дон Кихота.
Проследим историю его духовных изменений.
Начало. Всем «все равно».
Нравственный и бытийный нигилизм, приведший к отрицанию жизни: зачем жить, если все равно? Но почему-то стало не все равно, когда о помощи попросила маленькая девочка…
Шаг первый. Смерть. Ад бессмысленного существования.
Не найдя смысла в жизни, герой обречен на точно такую же бессмыслицу посмертия: «…вдруг на левый закрытый глаз мой упала просочившаяся через крышу гроба капля воды, за ней через минуту другая, затем через минуту третья, и так далее, и так далее, всё через минуту».
Шаг второй. Любовь к людям через сострадание.
Герой делает парадоксальное признание, что по-настоящему полюбил людей после, а не до грехопадения. Вероятно, путь к любви таков и есть – через сострадание. Ведь и от самоубийства его спасло внезапное неосознанное сострадание к девочке, которое стало внутренним свидетельством того, что нигилистическое «всем все равно» – ложь: «Я полюбил их оскверненную ими землю еще больше, чем когда она была раем, за то лишь, что на ней явилось горе. Увы, я всегда любил горе и скорбь, но лишь для себя, для себя, а об них я плакал, жалея их».
Шаг третий. Рождение Дон Кихота.
Совершая духовный путь от осознания бессмыслицы существования через попытки взять на себя ответственность за все человечество и пострадать за него, герой приходит к почти примитивной мысли о способе преодоления зла и страдания. Всего-то – «Возлюби ближнего своего, как самого себя», и все сразу устроится! Простая, известная каждому фраза, но для обретения истины, стоящей за ней, герою понадобилось умереть (пусть и во сне) и сыграть роль Антихриста (пусть и во сне).
«Я НЕ ХОЧУ И НЕ МОГУ ВЕРИТЬ, ЧТОБЫ ЗЛО БЫЛО НОРМАЛЬНЫМ СОСТОЯНИЕМ ЛЮДЕЙ».
«Сон смешного человека»
Напомню финал предыдущего фантастического рассказа «Кроткая»: там герой тоже вспоминает эти слова – но никак не может вспомнить, кто и зачем их сказал. Герой «Кроткой» не нашел вовремя в своем сердце сострадания – и остался в одиночестве в пустом доме. Рассказчик же «Сна…» заканчивает так: «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
Рай и ад – величины, заключенные в душе самого человека, а не географические точки, расположенные во внешнем пространстве. И размерность этих величин определяется способностью человека к состраданию и личной ответственности. В чем большей степени человек способен к ним, тем большим смыслом наполняется его жизнь, тем больше в ней Бога. Чем меньше он к ним способен, тем больше экзистенциального одиночества и абсурда. Именно личная ответственность и сострадание лежат в основе того деятельного добра, о котором старец Зосима говорил мадам Хохлаковой.
Викторович сформулировал так: «Таков простой секрет рая, который есть в душе каждого человека: пожалеть маленькую девочку, проявить сострадание. И я думаю, что “Сон смешного человека” – это действительно история человечества после грехопадения, но это и история каждого отдельно взятого человека, потому что каждый отдельно взятый человек проходит (или не проходит) путь к спасительной жалости».
Заключение
Зло по Достоевскому могущественно потому, что имеет в своей основе благие намерения. Оно рождается из сочувствия к страданиям человечества. Труднее всего Иову и его потомкам принять мысль о том, что страдать обречены все, независимо от меры своей греховности, даже дети. Вот с этим труднее всего смириться человеческому разуму.
Сострадание диктует потребность исправить зло в мире. Но реализуется эта потребность по-разному. Первый способ – бунтарский: объявить мир проклятым местом, переложить на Бога ответственность за царящее зло и взять на себя миссию по исправлению социального зла; следующий шаг – приступить к строительству братства, основанного на власти, тайне, авторитете, но не на свободном выборе каждого человека и не на любви человека к человеку. И, по Достоевскому, это самый что ни на есть тупиковый путь: «Но если б даже и существовали такие порядки и принципы, чтобы безошибочно устроить общество, <…> то с не готовыми, с не выделанными к тому людьми никакие правила не удержатся и не осуществятся, а, напротив, станут лишь в тягость» (из «Дневника писателя», февраль 1877 г.).
Путь к социальному раю для всех – это всегда путь насилия: Раскольников ступает на него с топором, на нем застреливают Шатова, а Севилью освещают отблески костров, на которых жгут еретиков. Зло побеждает тогда, когда добро устанавливают насилием.
Но есть и иной путь, который открывается через сострадание и через личную ответственность. Это путь деятельного добра, которое не делит людей на тварей дрожащих и право имеющих, но которое требует безусловной веры в независимый от человека идеал. Цель на этом пути всегда остается за горизонтом, а идеал принципиально недостижим – и в этом его высокий смысл: ведь человек «-здание-то любит издали, а отнюдь не вблизи». Такой путь не противоречит природе человека, который находится в вечном движении. О таком сострадании Достоевский писал в подготовительных материалах к роману «Идиот»: «Сострадание – всё христианство».
Секрет пятого дара бессмертия в том, чтоб, сострадая другому, не возомнить себя богом, жертвующим собой ради человечества вместо Бога, а неустанно творить деятельное добро, принимая на себя личную ответственность за мир.
Библиография
Викторович В. А. Достоевский. Писатель, заглянувший в бездну: 15 лекций для проекта «Магистерия». – М.: Rosebud Publishing, 2019.
Лебедева
