такие примеры были отнюдь не единичными.
Кстати, если посчитать, сколько таких «боевых» потерь понесла Советская, а затем и Российская армия во время локальных конфликтов, то водка могла занять далеко не последнее место.
Многие хмельные разборки происходили довольно буднично. Но, к счастью, без трагического финала. Как-то мы с подполковником Н. Гаджиметовым ночевали в расположении 205-й мотострелковой бригады. Только улеглись, как ночную тишину казармы разорвал пьяный, душераздирающий вопль: «Рота, подъём!» Едва державшийся на ногах комбат устраивал своему батальону проверку на выносливость: подъём – отбой. А его подчинённые недавно вышли из боя, устали смертельно.
Эту картину Гаджиметов не смог наблюдать молча. Достал из кобуры пистолет и направил его на озверевшего комбата.
– Если не прекратишь самодурство, пристрелю как щенка!
Грозный окрик подействовал на комбата. Он поспешно покинул расположение казармы, а утром пришёл извиняться. Видимо, не зря к двести пятой бригаде приклеился ярлык – двести пьяная.
Когда такие случаи выходили наружу, для «сторонников чистого ислама» и «непьющих истинных защитников чеченского народа» (из числа журналистов некоторых демократических изданий) наступал настоящий праздник. Прямо бальзам на душу. Что тут начиналось! Они тут же обвиняли «русских оккупантов» во многих смертных грехах, в том числе в безверии, пьянстве, бездуховности и развращённости. Хотя сами были отнюдь не против заложить за воротник. С многодневным похмельем и капельницами. Это не в укор моим коллегам по ремеслу, а ради справедливости, и только.
Так почему пьют на войне? Однозначно ответить на этот вопрос не берусь. Причин множество: смертельный риск в зоне боевых действий, тоска по дому, снятие стресса после боя… Понять можно всех. А оправдать? О вреде пьянства среди офицеров и солдат говорилось во многих приказах и директивах. Наказывали, выявляли, вплоть до увольнения из армии.
На многих такие меры действовали. Но не на всех. У некоторых военных стремление пообщаться с зелёным змием преобладает над страхом наказания, добавляются какие-то свои, более глубокие и сильные мотивы, толкающие, вопреки здравому смыслу, к трагическим действиям.
Поскольку пьянство – явление в первую очередь всё-таки психологическое, душевное, а потом уже медицинское и социальное (каждый пьяница становится таковым добровольно, делая свой личный выбор в душе – пить или не пить – самостоятельно), то и разрешаться оно должно в первую очередь усилиями души. Чаще всего силой воли – безусловно, одним из главных душевных качеств.
Я никогда не относил себя к поборникам трезвости, но всегда помню слова моей бабушки, которая однажды сказала: «Внучек, ты её (водку) никогда не перепьёшь». Тем не менее на войне, бывало, перебирал норму. Правда, вдали от передовой. Но хватало только одного взгляда моего начальника, командующего Объединённой группировкой войск генерала Г. Трошева и простых слов: «Я же тебе доверяю!» Тогда, как в песне у Высоцкого: «С меня… в момент слетает хмель…»
Кстати, Трошев мог воздействовать на подчинённых. По-разному. Помнится случай, когда группу контрактников, изрядно выпивших, доставили на командный пункт. Командующий был вне себя от ярости. Контрактники не выполнили боевую задачу, подвели своих командиров и сослуживцев.
– Арестовать и немедленно расстрелять! Здесь война, а не кабак!
Эффект от сказанного был ошеломляющим. Старший лейтенант, который фактически и приволок контрактников, на мгновение оцепенел от ужаса. А здоровые, тридцатилетние мужики, услышав «приговор», мгновенно протрезвели и стали просить пощады.
Выдержав долгую паузу, генерал отменил свой приказ. Успел левым глазом подмигнуть ротному. Тот всё понял и вышел из клинча.
– Хотя бы диким страхом нужно выбить из них эту пьяную вольницу. Иначе таких бед натворят, – объяснил Трошев потом офицерам на служебном совещании.
И ведь помогло! Через месяц я встретил того старшего лейтенанта, командира роты. Поинтересовался судьбой «расстрелянных» контрактников.
– А что, воюют нормально. Не пьют, – улыбнулся офицер.
Волевой человек в состоянии подчинить свои желания ради главной цели. И быть примером для более слабых людей. В войсках группировки были целые подразделения (как правило, спецназа и разведки), в которых реально соблюдался сухой закон. И не потому, что там собрались сплошь трезвенники. Так определяли своим решением командир и сами солдаты и офицеры. И потери в таких подразделениях были минимальные, а о небоевых потерях и речи не могло быть. И это тоже своего рода традиции.
И всё же надо признать, традиции пития в армии имеют глубокие корни и преобладают над традициями сухого закона. В русской армии пили всегда. И в Отечественную войну 1812–1814 годов. Да так, что забывали даже поздравить царя-батюшку с днём рождения. «Ваше величество, третий день пьём Ваше здоровье!..» – писал в запоздалом послании один русский генерал. «Пора бы уж и перестать», – ответил Александр I.
Пили и во время Великой Отечественной войны. На самом высоком уровне было принято решение о наркомовских ста граммах. В тяжелейший период войны. Но пили с умом. Фронтовики рассказывали, что это был тот случай, когда умеренное употребление водки даже помогало. Иначе не одолеть бы фрицев. Суждение весьма спорное, но имеет полное право на существование.
Свой первый опыт употребления спиртных напитков в зоне боевых действий мне довелось получить во время осетино-ингушского конфликта в 1993 году. Заметил, что кадровые военные как-то соблюдали рамки приличия, включая автопилот, а вот, наблюдая за гражданскими чиновниками из министерств и ведомств, заполнивших штаб временной администрации в зоне чрезвычайного положения, пришёл к выводу, что те могут пить иногда до потери пульса, теряя весь свой лоск. Что пить – всегда найдётся. Запущенная в те годы машина нелегального производства спирта работала на полных оборотах. Водку поглощали декалитрами, считая её почему-то заводской, а значит, не палёной.
Характерная деталь. Чтобы основательно похмелиться, снаряжали пожарную машину из Назрани во Владикавказ. В тот момент «пожарка» служила не столько транспортным средством, сколько подходящей ёмкостью для заполнения пенного напитка. А пиво в Осетии всегда славилось своими отменными качествами. Прикомандированные военные и чиновники моментально опорожняли машину.
Пили от тоски и безысходности. Армия гнила в окопах на границе с Чечнёй. Предательство чиновников, не разбирающихся в хитросплетениях кавказской проблемы. Появляющиеся как грибы после дождя незаконные вооружённые формирования. И вечно пьяный президент страны. А почему и нам не пить? Смутное было, тяжёлое время.
А затем этот хмельной ужас повторился спустя несколько лет, во время первой чеченской войны. И опять же, если кадровые офицеры чувствовали себя нормально, сказывалась закалка, то гражданский люд (чиновники, строители, журналисты) порой теряли человеческий облик. Только капельницы помогали привести их в рабочее состояние.
Меньше всего хочется сделать печальный и даже гадостный вывод, мол, у нас самая пьющая армия или войны без водки не бывает. Отнюдь. Пьянство
