дышать и моргать. У ее ног на спальном мешке лежал Джош, а Ники смотрела на нее глазами, зрачки которых сузились до размера булавочных головок.
– Ты в порядке?
Хлоя заставила себя дышать медленнее.
Возьми себя в руки.
– Да, – солгала она и отвела взгляд. – Все нормально. Извини.
– Ничего, бывает, – ответила Ники, но по ее тону было понятно, что это далеко не так.
Ники молча застегнула спальный мешок с Джошем на молнию, и они вдвоем оттащили его туда, где деревья росли гуще.
Опираясь на свой костыль, Хлоя сказала:
– Я пойду поищу камни. Мы уложим их сверху, чтобы сохранить тело. Камни-то я найду, но потом мне понадобится твоя помощь, чтобы перенести их к нему, хорошо?
Ники кивнула, не сводя глаз с мокрого и грязного спального мешка.
– Ты не могла бы посидеть с ним, пока я не вернусь? – спросила Хлоя. – Это недолго.
– Да, я останусь здесь.
Удовлетворившись ответом, Хлоя поковыляла в лес, тяжело опираясь на костыль. Кажется, где-то вдалеке журчала вода.
Отойдя достаточно далеко от Ники, она прислонилась к могучему дереву и попыталась не заплакать, но у нее ничего не вышло.
Закрыв глаза, она почувствовала, что падает.
* * *
Паркер и Нэйт шли по главной улице городка, читая надписи на табличках с фамилиями, укрепленных на фасадах домов: КЭНТОН, ЛИТТЛ, ГРОСС, ИДВАРДС. Надпись на табличке, прибитой к фасаду самого большого из домов, гласила: ЛИДС. Надо думать, когда-то это был весьма внушительный дом, он стоял неподалеку от церкви в окружении все тех же голых костяно-белых деревьев. Двери были заколочены досками, окна закрыты ставнями, прибитыми к рамам, стены и крыша хотя и были полуразрушены, как и в других домах, но все равно прежнее великолепие не исчезло. Члены семейства Лидсов, кем бы они ни были, давно уже превратились в прах, но их дом продолжал стоять, будто надгробие на могиле.
Подавив свое любопытство, Паркер следовал за Нэйтом. Улица поворачивала к церкви. Ее когда-то белые доски посерели от времени и непогоды, а простой крест над крышей казался черным на фоне пасмурного неба. Если дом Лидсов был большим, то церковь была огромной настолько, что не показалась бы неуместной и в современном Ньюарке. Как и везде, окна и дверь были заколочены, но, когда они подошли ближе, Паркер увидел, что некоторые из досок на двери оторваны.
Похоже, здесь кто-то побывал.
Не утерпев, Паркер побежал, чувствуя, как сердце колотится в горле. Его ботинки прогрохотали по ступенькам, и те заскрипели под его весом. Оторванные доски валялись на земле, точно мусор. Нэйт кивком показал на них:
– Как по-твоему, когда это произошло?
– Не знаю, – ответил Паркер. – Но думаю, недавно. Посмотри. – И он кивком показал на относительно свежие следы на древесине, оставленные там, где были оторваны доски.
Нэйт посмотрел на Паркера:
– Черт побери. Ты думаешь, это был он?
Да, прохрипело сознание Паркера.
– Не знаю.
Должно быть, это в самом деле был он.
– Наверное, да.
– Ну и чего мы торчим на пороге? Ты хочешь войти или нет?
Паркер кивнул, пожалуй, слишком быстро:
– Да.
Он посмотрел на узкую щель внизу. Мог ли отец протиснуться в эту дыру? Он этого не знал, но сам-то он точно не пролезет, даже если встанет на четвереньки.
Черт, какие проблемы…
Занеся топор, Паркер рубанул по нижней доске и разрубил ее надвое с треском, похожим на выстрел. Затем, напрягши плечи, принялся рубить опять, опять и опять, отрывая доски от дверной коробки и отбрасывая в сторону. Затем, когда все доски были оторваны, он попятился, с силой ударил ногой по двери и распахнул ее.
Тяжело дыша, Паркер посмотрел на Нэйта:
– Ну что, идем?
Нэйт щелкнул языком:
– Я иду за тобой, здоровяк.
Паркер кивнул и вошел в старую церковь.
Его мертвой волной обдал запах затхлости, пощипав верхние синусы и пощекотав мозг. Паркер фыркнул, сплюнул на неровный пол, затем закрыл нос и рот краем футболки, рассматривая то, что его окружает, сквозь запотевшие очки.
Должно быть, когда-то неф этой церкви выглядел внушительно, но теперь он почти разрушился. Из давным-давно разбитых окон наверху лился свет, падая на скамьи, покрытые пылью; во всех углах серела паутина, а в щелях между треснувшими половицами росли сорняки. В глубине над опрокинутой кафедрой висел большой деревянный крест, похожий на тот, что высился на крыше.
Здесь пахло плесенью, гнилью и горьким мелом, и Паркер вспомнил, как родители привезли его в Норт-Плейнфилд, чтобы очистить дом его дедушки, после того старик отдал Богу душу. Возясь на чердаке, он обнаружил в самом дальнем углу дохлого енота, изъеденного червями. Тут была такая же вонь. Как будто что-то заползло в церковь, чтобы умереть.
Он стал медленно обходить помещение, всматриваясь в детали и поддевая ногой кучи трухи. В дальней стороне церкви на стены обрушилось дерево, и в пролом проникал свет. На потрескавшихся пюпитрах перед рядами скамей лежали превратившиеся в бумажную массу молитвенники, которые можно было узнать по золотым крестам на гниющих переплетах. Паркер попытался взять одну из книжиц, но она рассыпалась в его руках.
За опрокинутой кафедрой под крестом Паркер повернулся туда, где, должно быть, стоял пастор, когда вел проповеди. Родители так и не научили его посещать церковь. В Бога он не верил. Должно быть, унаследовал это от матери – та всегда интересовалась только тем, что можно было доказать. Поэтому, когда отец пропал, ей только и осталось, что переживать наедине с собой. Неудивительно, что у матери сорвало резьбу. А отец? Иногда Паркеру казалось, что отец если и не религиозен, то по крайней мере духовно углублен. Они никогда на эту тему не разговаривали, и Паркер был уверен, что жизнь после смерти – это полная лажа, пока, проснувшись, он не обнаружил перед собой ухмыляющегося призрака. Так что теперь он уже и не знал, что думать.
Паркер сдвинулся с места, и старые половицы под его ногами заскрипели. Опустив взгляд, он заметил кое-что такое, чего не замечал прежде.
Встав на колени, он смел руками в сторону хвою и землю и обнаружил широкий прямоугольник, вырезанный в половицах и почти невидимый, если не присматриваться. С одной стороны были вделаны ржавые бурые петли, а с другой сохранилось потемневшее кольцо ручки. Паркер постучал по прямоугольнику кулаком. Под ним определенно была пустота.
– Тут, в полу, есть дверца, – крикнул он.
Нэйт на другом конце церкви поднял голову, и в его черных глазках-бусинках вспыхнуло любопытство.
– Что-что?
– Дверца, – повторил Паркер. – Она вделана в половицы за кафедрой.
