недостатка, встретила взгляд уставившегося на нее старосты. Тот торопливо поставил рюмку на стол и встал.
– Госпожа, вы тоже идите сюда. Вам было трудно накрыть для нас стол, так хоть поешьте вместе с нами.
– Что? А, я…
– Вы ведь все равно поедите потом одна, так ешьте сейчас.
Гонсиль наблюдала за реакцией Чан Ёнхо. На его лице было написано неодобрение, но он особо не возражал. Она взяла миску с рисом, ложку и села за стол. Вместе с ней на место вернулся и старейшина деревни.
– Что ж, говоришь, в деревне Суджонни восстанавливают ратушу?
Прервавшийся ненадолго разговор возобновился. Деревня Суджонни располагалась рядом с Иптонни.
– Да, говорят, на этот раз благодаря поддержке государства построят двухэтажное здание. Такой шум стоит до поздней ночи от грузовиков, которые перевозят материалы.
– Выходит, нам нужно построить три этажа.
– Ха-ха-ха, старейшина, понадобится ваша помощь.
– Конечно. Забыл, какая у нас деревня? Это место известно своей энергетикой, ведь здесь из поколения в поколение рождаются доктора наук. А значит, она должна сверкать, затмевая соседей.
Гонсиль все это время наблюдала за мужем, который, ухмыляясь, опрокидывал в себя настойку, но затем переключила свое внимание на рис и панчханы. Она колебалась, боясь взять ложку. Старейшина, продолжая разговаривать с ее мужем, пододвинул панчханы к Гонсиль, чтобы ей было удобнее есть. Она взяла ложку, медленно зачерпнула твенджан ччигэ и положила в рот. Приятный, сладкий вкус окутал язык. Дальше она зачерпнула ложку белого риса. Когда блестящий рис попал в рот, Гонсиль даже не успела его как следует прожевать, так быстро он опустился в горло. Тошнота, которая последнее время терзала ее, вдруг исчезла, словно ее и не бывало. Голова закружилась, унося Гонсиль далеко от голосов мужчин.
Ее руки начали работать быстрее. Голод, который она изо всех сил старалась подавить, проснулся и начал подгонять ее. Она положила в рот еще ложку риса, а сверху добавила кимчхи из капусты. Прожевав их несколько раз, она схватила кусочек пульгоги. Палочки для еды бесстыдно вертелись в ее руке. Отложив их, Гонсиль принялась есть пульгоги руками. Пригоршня мяса, оказавшись во рту, обволакивала язык. Рис она черпала ложкой, а к панчханам тянулись ее руки. Она жевала кимчхи из молодой редьки. Откусила кусочек краба в маринаде, завернула несколько кусков мяса в кимчхи из капусты, сунула в рот и почти тут же проглотила. В горле пересохло. Стоило запить съеденное холодной водой, как даже головокружение, которое испытывала Гонсиль, исчезло.
В гостиной повисла тишина. Она вернулась в реальность. Ее взгляд, сосредоточенный на остатках еды в обеих руках, переместился на мужа. Перед глазами предстало окаменевшее лицо Чан Ёнхо. Переведя взгляд в сторону, Гонсиль увидела широко открытые глаза старосты деревни.
– А… – Он не нашел, что сказать, и просто отвернулся.
Стук. Муж поставил на стол стакан, который держал в руке.
– Прости, но тебе уже пора.
– Что? А, да.
Услышав слова Чан Ёнхо, староста с запозданием пришел в себя и поднялся.
– Давай в следующий раз где-нибудь выпьем.
– А, да. Конечно.
Чан Ёнхо чуть ли не вытолкал старосту из дома. Входная дверь закрылась, и внутри опустилась пугающая тишина. Все тело Гонсиль дрожало.
«Что я только что натворила? Как я посмела?»
Она чувствовала тяжелую энергетику мужа рядом с собой. Гонсиль, на плечи которой опустился тяжелый страх, склонилась в три погибели:
– Дорогой, простите меня. Я была так голодна, что даже не понимала, что творю. Мне очень жаль. Пожалуйста, простите меня.
Чан Ёнхо, нависая над дрожащей женщиной, расстегнул ремень и вытащил его из штанов. Он повис до пола.
– Ты не просто уселась за стол, когда мужчины говорили о важных вещах, но и посмела вести себя так непристойно?! Да еще и на глазах у старосты деревни?
– Мне жаль. Простите. А-а-ай!
Щелк! Длинный толстый ремень прорезал воздух и впечатался в худую спину Гонсиль.
– Заткнись!
Ремень не остановился. Сколько бы ни извинялась Гонсиль, гнев Чан Ёнхо не утихал.
– Посмела опозорить меня на всю деревню. Таких, как ты, нужно как следует наказывать!
Он хлестал ремнем и пинал Гонсиль, а та корчилась от боли. Ее крики разносились по всему дому. Она складывала руки в умоляющем жесте, причитала, что совершила ошибку, и смотрела на лицо мужа. Оно все покраснело и исказилось, а глаза, которыми он смотрел на жену, безумно закатились. Как в тот день, когда он забил свою мать до смерти. Гонсиль вдруг обуял страх. Сегодня все было не так, как обычно. Она вполне могла умереть. Единственными словами, что срывались с губ женщины, которая, опутанная страхом, ничего не могла сделать с нахлынувшей на нее болью, были просьбы о прощении. Она могла умереть. Но что может сделать в ситуации, когда над ней нависает огромное тело мужа, бесконечно маленькая, беспомощная женщина?
Щелк. Дверь открылась.
– Старейшина!
Староста деревни, который должен был уже уйти домой, подбежал и схватил Чан Ёнхо.
– Остановитесь. В чем так провинилась ваша супруга?
– Пусти! За подобное и умереть мало! Не лезь в дела чужой семьи!
Гонсиль, лежа в ногах двух спорящих мужчин, увидела, что входная дверь открыта. Дверь, которая всегда была намертво заперта, теперь распахнута чуть ли не настежь, и ее ярко освещают красные лучи закатного солнца.
«Беги!» – в ушах послышался голос свекрови.
Матушка, казалось, подталкивала Гонсиль в спину. Женщина поднялась с пола. Все тело пульсировало, но ее это совершенно не беспокоило.
– Эй! Ты куда пошла?! Стой на месте!
Резкие слова мужа пронеслись мимо ушей. Гонсиль побежала. Выскочив через входную дверь, она пересекла двор и оказалась за воротами. На ней не было обуви, поэтому в ее босые ноги впивались мелкие камушки, но она не обращала на это внимания. По обе стороны дороги стебли риса склонили свои желтые головы. Они танцевали, повинуясь порывам ветерка и приветствуя Гонсиль, спешащую вырваться из деревни.
Выйдя за ее пределы, она ощутила холодный запах леса. Теперь она свободна! Она выжила! Больше не придется дрожать от страха перед насилием! С этими мыслями она бежала вперед. Даже не подозревая, что навстречу ей мчится грузовик.
* * *
Сынбом бросился в спальню. Там лежало тело старика Чана. Суджон сидела рядом и нажимала ему на грудь обеими руками. Сынбом застыл.
– Ты чего стоишь столбом? – крикнула Суджон Сынбому, который колебался.
Тот опустился на колени напротив нее. Затем запрокинул голову мертвого старика назад и надавил двумя руками на его твердую грудь, как это делала Суджон. Под давлением тощее тело беспомощно дернулось. Затем Сынбом наклонился и выдохнул в его влажные губы.
