гостинице устроишься вот по этим документам, — он передал Павлу паспорт и военный билет. — Нам с тобою надо «следить» как можно меньше. Ты обратил внимание, что билеты я каждый раз беру на разные фамилии?
Павел кивнул.
— То-то. Свои документы пока отдай мне. Перед вылетом я их тебе верну. Да, чуть не забыл! Надо обговорить, как ты будешь объясняться с «дядей» и на работе. Давай-ка пройдемся немного, — не дожидаясь согласия, Мэнсфилд взял Павла под руку и зашагал к небольшому скверику в противоположном от гостиницы углу площади. Несколько раз обернувшись и убедившись, что никого нет, Мэнсфилд не спеша размял папиросу, закурил. Вдруг он как бы случайно взглянул налево, поперхнулся дымом и еле слышно проговорил: «Что это там?»
Павел обернулся — и в ту же секунду острая горячая боль откуда-то со спины ворвалась в грудь. Яркое белое пламя на мгновение вспыхнуло в мозгу и сразу же сменилось глухой плотной чернотой. Мэнсфилд ударил его ножом еще два раза, затем забрал пистолет и, разорвав подкладку пиджака, — фотоаппарат.
К счастью, Павел Орешкин остался жив. Довольно скоро его подобрали пассажиры с очередного рейса, и в крайне тяжелом состоянии он был доставлен в больницу. Сознание к нему вернулось только на пятый день. Лишь тогда он и рассказал о случившемся.
— Вот так мне и стала известна судьба Павла, — сказал Вагин Турантаеву. — Он сейчас очень плох, и на его помощь мы пока рассчитывать не можем. — Министр посмотрел на Турантаева. — Скажи, тебе ничего не говорит имя Геннадия? Ведь Мэнсфилд именно так представился Павлу.
— Да ведь освободившегося уголовника Ланцова, труп которого нашли, тоже звали Геннадием.
— То-то и оно.
— Но, Борис Иванович, нет у нас людей с подобными фамилиями. Мы весь город обшарили.
— И тем не менее, где-то мы с вами, Айсен Антонович не доработали, — заметил Вагин. Он помолчал и как бы про себя добавил: — Да, распознал гад, что это не их люди.
— Напичкали техникой: микрофоны, фотоаппараты, портсигары, еще черт знает что... — начал было Турантаев, но Вагин тут же возразил ему:
— Дело не в технике. Поверь моему слову, как только Мэнсфилд сам начнет выполнять задание, он тут же споткнется. К тому же он, видно, и трус порядочный. Действует как бандит с большой дороги, все из-за угла. Убрав с дороги Марченко и Павла, он, конечно, не будет сидеть сложа руки. Он начнет действовать, и вот тут-то мы на него и выйдем. Обязательно, — твердо заключил Вагин.
VII
Хотя по ночам еще подмораживало, весна уже смело вступала в свои права. Днем солнце поднималось довольно высоко, и горячие лучи слизывали посеревший снег. В такое время года меньше всего хочется сидеть в кабинете и корпеть над бумагами. Сотрудники отделения все чаще находили любой предлог, чтобы лишний час походить по городу, ощутить теплую ласку весеннего солнца. Эта небольшая хитрость подчиненных сразу бросилась в глаза подполковнику Турантаеву. Однако он только посмеивался, понимая, что, где бы они ни были, мысли о деле ни на минуту не покидают их.
Однако проходил день за днем, близились первомайские праздники, а разыскиваемый все еще разгуливал на свободе.
Айсен Антонович прекрасно понимал, что Мэнсфилд достойный противник, раз за короткий срок сумел осесть в городе под надежной крышей. В том, что шпион в городе или где-то поблизости, Турантаев не сомневался. Он знал, что рано или поздно появится какая-нибудь ниточка, которая непременно приведет к Мэнсфилду, и все-таки «ниточка» эта обнаружилась неожиданно.
Постучавшись, в кабинет вошел капитан Оллонов. Он явно был чем-то взволнован.
— Если мне не изменяет чутье, ты с новостями. Вопрос — с какими: плохими или хорошими?
— Только что на аэродроме я встретил человека, — быстро заговорил капитан, — который очень похож на разыскиваемого. И зовут его Геннадием Петровичем. Я узнал его фамилию и место работы. Только...
— Продолжай, продолжай, я слушаю, — подался вперед Турантаев, когда Оллонов неожиданно умолк.
— Только вот усы у него и борода, но если их убрать, похож здорово...
— Ты его уже и побрить успел, — усмехнулся подполковник. — Усы и борода не проблема. Ты расскажи поподробнее, как на него наткнулся?
— По вашему указанию я все время находился в аэропорту, — Оллонов посмотрел на часы. — Два с половиной часа тому назад туда подъехал «газик», такой же потрепанный, как и у нас, — он чуть улыбнулся. — Выходит из него человек, глянул я на него: что-то знакомое. И тут слышу, как шофер спросил у него: «Геннадий Петрович, вас ждать или можно ехать?» Услышал я это имя и сразу вспомнил, на кого он похож. Выждав, когда тот вошел в здание аэровокзала, я спросил у шофера, скоро ли он поедет в город и не прихватит ли меня с собой. «Не знаю, — отвечает шофер. — Спросите у начальника. Рудский его фамилия». Сославшись на то, что Рудского я не знаю, и поэтому неудобно обращаться к нему по пустякам, я сказал, что доберусь так. По номеру машины через ГАИ выяснил, что она принадлежит нашей промартели.
— Рудский, говоришь? — уточнил Турантаев. — А у того была фамилия Ланцов...
— Знаю, — спокойно ответил Оллонов. — Однако это еще не все. Я побывал в этой артели, очень осторожно навел кое-какие справки. Заодно я переснял его «портрет» с личного дела и автобиографию. Пленка сейчас в лаборатории. Автобиография, конечно, написана, как их обычно пишут все. Родился там-то, работал, воевал, в общем, к этому сразу не придерешься. Но сообщая сведения о жене, он называет только одну фамилию — Рудская. Если это его фамилия, то почему он не упомянул о девичьей фамилии жены? Я и подумал: а не взял ли он при регистрации брака ее фамилию?
— В каком году он женился? — спросил Турантаев. — Или об этом там тоже ничего не сказано?
— Сказано. Если верить автобиографии, женат он давно, еще с довоенного времени. Больше того, у них есть десятилетний сын, — уловив скептическую усмешку начальника, Оллонов заспешил: — Но, Айсен Антонович, в автобиографии же можно что угодно написать. А вот прибыл он к нам недавно, где-то перед Новым годом. А потом это сходство, имя, отчество да и фамилия жены...
— Ладно, убедил, — прервал капитана Турантаев. — Проверить, конечно, надо.
