Быстренько установи, где, когда и на основании каких документов этот твой Рудский получил паспорт, — подполковник на слове «твой» сделал ударение, — и о жене. Передай Черенкову, пусть зайдет ко мне, а сам займись проверкой биографии Рудского. Попытайся заодно выяснить, не был ли он недавно в командировке. Если был, то где, когда и зачем. Действуй. Будут готовы фотографии, занесешь...
Твердой уверенности в том, что они напали, наконец, на след шпиона, у Турантаева, однако, не было...
Не дождавшись возвращения капитана, Турантаев сам сходил в фотолабораторию и забрал готовые снимки. В кабинете, разложив еще влажные фотографии на столе, он стал рассматривать их так и эдак. Сходство Рудского с Мэнсфилдом было бесспорно. Однако, помня об истории Павла и Вольфа, подполковник не стал спешить с окончательным заключением. Хотя интуиция и логика подсказывали ему, что чекисты на верном пути.
Пока он так размышлял, открылась дверь, и Оллонов прямо с порога выпалил:
— Он, Айсен Антонович, он! Вот доказательства, — капитан вытащил из кармана листок бумаги и, заглядывая в него, принялся перечислять: — Он получил паспорт в горотделе милиции Улан-Удэ в прошлом году, точнее, в октябре прошлого года. Паспорт был выдан на основании справки об освобождении из заключения. Помните, Ланцов был убит примерно в то же время.
— Хорошо, хорошо! Но почему он не Ланцов, а Рудский?
— А черт его знает! Об этом он сам расскажет, когда будет сидеть здесь.
— Возможно, но скорее всего нет. Сделаем так, — Турантаев побарабанил пальцами по стеклу: — За этим Рудским мы присмотрим, теперь он никуда от нас не денется, а тем временем командируем Черенкова к Павлу, может, он опознает Мэнсфилда на фотографии, затем махнет в Улан-Удэ и наведет там необходимые справки. Как ты на это смотришь?
— Все правильно. Нам, конечно, надо собрать на него как можно больше данных. Но я все равно уверен, что это Мэнсфилд. Я не успел вам доложить всего: ведь Рудский был в командировке как раз с того дня, когда исчез из города Павел!
— Вот как?! — оживился Турантаев. — А куда он летал? И когда вернулся?
— Командировка у него была в Якутск. Возвратился он, правда, на три дня позже случая с Иваном Петровичем...
— Подожди, — Турантаев потер лоб, — значит, он не причастен к убийству Марченко?
— Как будто так. Но тут надо еще кое-что выяснить. Я просто не успел за эти два часа. Понимаете, — Оллонов заметно волновался, — он не сдал в бухгалтерию обратного билета. Заявил, что потерял. А может, специально уничтожил, потому что был уже здесь, в Адычане? Все это надо допроверить.
— Вот и допроверь, а завтра доложишь. Управишься?
— Постараюсь.
Уже на другой день чекисты располагали доказательствами, что Рудский именно тот, кого они ищут. Из собранных материалов следовало, что, появившись на территории Советского Союза, Мэнсфилд, очевидно, без всяких препятствий добрался до ближайшего аэропорта и, не задерживаясь, вылетел в Якутск. Там он каким-то образом встретился с Ланцовым и убил его, чтобы завладеть справкой.
Дальнейшие перевоплощения Мэнсфилда чекисты установили точно. Одна из сотрудниц отделения посетила Рудскую под предлогом пошива свадебного платья. Женщины разговорились, и вот что выяснилось. С мужем Рудская познакомилась примерно полгода тому назад. Встретились случайно, в поезде, но быстро подружились. Прибыв в Улан-Удэ, Мэнсфилд остановился у нее на квартире, а через несколько дней сделал ей предложение. Она согласилась. При регистрации брака, как и предполагал Оллонов, муж взял ее фамилию. Затем усыновил ее ребенка и устроился на работу. Но вскоре не поладил с начальством и ушел с работы. Накануне Нового года они всей семьей приехали в Адычан.
В правдивости Рудской чекисты не сомневались. Было ясно, что она знает о муже только то, что он сам ей наплел.
Одно только оставалось неясным. Внимательно ознакомившись с документами, Оллонов установил, что командирован Рудский был только до столицы республики. В Якутск прибыл в тот же день, когда вылетел из Адычана. Все время находился в Якутске и возвратился из командировки через три дня после случая с майором Марченко. Командировочное предписание не имело никаких подделок, было заверено подписями и печатями.
— Выходит, у него есть напарник? — проанализировав собранные материалы, сделал вывод подполковник. — Или что-то нечисто с командировочными документами? Я почему-то склонен принять второй вариант. Ты, Николай Спиридонович, пожалуй, прав: обратный билет он не сдал в бухгалтерию специально. Придется попросить министра, пусть там проверят, что к чему. Сделать им это будет нетрудно.
Вечером перед Турантаевым лежал ответ из министерства.
— Ну вот, теперь все ясно, — удовлетворенно проговорил подполковник.
Оказалось, что Рудский прибыл в Якутск на три дня позже даты, указанной в командировочном предписании, а в Адычан вылетел, наоборот, на три дня раньше. В Якутске Рудский явился к инспектору отдела кадров той организации, куда его направили, показал авиабилет, где стояло число его вылета из Адычана, и упросил поставить на командировочном удостоверении именно эту дату. Он, мол, встретил в пути давнишнего знакомого, ну и, естественно, эти два дня они отмечали встречу. Вагин рекомендовал Турантаеву выяснить, в какой именно день Рудский возвратился в Адычан, поскольку он попросил того же инспектора дату убытия из Якутска не проставлять.
Познакомив Оллонова с шифровкой, Турантаев предложил ему высказаться.
— А что тут, собственно, высказываться? Ни с кем он, конечно, в пути не встречался, а за эти два дня слетал в Красноярск и обратно. Да и тут, если копнуть поглубже, я думаю, мы многое выясним...
На очередной примерке платья выяснилось, что, прилетев из Якутска, Рудский три дня пролежал в постели, якобы болел, и только после этого вышел на работу. На командировочном же поставил нужную ему дату.
Вернувшись из командировки, Черенков поспешил к начальнику с докладом. Но когда он вошел в кабинет, Турантаев сразу же остановил его:
— Можешь не докладывать. Знаем, что все подтвердилось. Его тут опознал полковник Щербаков, — он повернулся к высокому, плотно сбитому человеку в штатском. — Это тот самый товарищ из Москвы, которого мы так ждали.
Полковник Щербаков пожал лейтенанту руку, спросил, как самочувствие Павла. Голос у него был мягкий, глуховатый. Говорил Щербаков неторопливо, очень четко отделял каждое слово.
— Павел молодец. Он рвется домой, настаивает, чтоб его выписали.
— Напрасно рвется, — улыбнулся полковник. — Мы его все равно не пустим сюда. Мэнсфилд на свободе — Павлу в городе появляться
