ты в лагере был, вам в комнату стенку ГДР-овскую поставили.
— Опилки, — хмыкнул Тамарин отец. — Но на первое время хватит, да? А потом что-нибудь получше купим. Не чужим ведь людям, а своим детям.
У товарища отвисла челюсть. Ничего себе! На первое время? Стенку, за которой большинство советских жителей стоит подолгу в очереди и копит, откладывая честно заработанные рублики с каждой зарплаты? Во дела!
— Там даже встроенный бар есть, поворотный, — сказала Тамара. — Пойдем, покажу… — и она потянула жениха в комнату. Конечно же, совсем не для того, чтобы показать бар…
— Ты приятелю-то своему в общагу собери еды, Валь, — заботливо предложила Вальке Тамара. — Сентябрь же только начался, до стипендии еще жить да жить. Плохо ему, там, наверное, на одних макаронах сидит. Он тут забегал, когда весточку от тебя передавал. Смотреть жалко было, весь в синяках, и зуб шатается. Я его к папиному знакомому врачу в стоматологию отправила. Он там с кем-то подрался, что ли?
— Гостинцы возьму, спасибо, очень кстати, Матвей будет рад, — обрадованно сказал Валька. — Да нет, не подрался, ты что? Он вообще мухи не обидит. Мы с ним… ну, в общем, дверь заперли, а ключ потеряли. Вот и пришлось в окно снаружи лезть, чтобы открыть… Да у него уже и зажило все, так, раны пустяковые.
— Вечно у вас какие-то приключения, — будто строгая мама, насупленно сказала Тамара, — пообещай мне, что никогда не будешь так делать.
— Не буду, не буду, — охотно пообещал Валька. Своей любимой невесте он был готов пообещать что угодно.
О переменах в жизни мне поведал Валька, который завалился в общагу вечером — поболтать со мной и другими парнями и передать гостинцы. Слушая его, я невольно вспоминал рассказы своих родителей о жизни в молодости. Да, непросто было тогда. Чтобы купить мебель, приходилось идти на ухищрения. Чего стоили одни очереди, где надо было всенепременно отмечаться! Пропустишь отметку — и тебя вычеркивают, миссия провалена, становись заново. Так, честно отмечаясь, мои мама с папой отстояли очередь за корпусной мебелью югославского производства и обставили свое первое жилье. Папа взял на работе бюллетень и несколько дней собирал стенку. Поначалу мебель издавала резкий химический запах, а потом он улетучился, и в комнате сразу стало уютнее. Несмотря на габариты и жуткий темно-коричневый цвет, как система хранения стенка себя оправдала полностью. А встроенный поворотный бар родители с гордостью демонстрировали гостям.
Чуть позже отец купил маме на восьмое марта трюмо за сто двадцать рублей. Верой и правдой оно служило ей много лет, а потом переехало на дачу к бабушке…
— Да, кстати! — вдруг хлопнул себя по лбу Валька. — Я совсем забыл! — он вытащил из кармана пару купюр и сунул мне в руку. — Держи!
— Это что? — удивленно спросил я.
— Да зарплата твоя, тормоз! — весело ответил приятель. — Я к Гале тут перед отъездом забежал. Так, мол, и так, говорю, заплатить надо товарищу. Половину-то смены ты отработал. Работал хорошо, пионеры тебя любят. Что ж, за «спасибо», что ли, работать?
— Неужто так запросто и отдала деньги?
— Ну не то чтобы запросто, — хохотнул Валька, садясь за стол. — Мне кажется, она не хотела вообще ничего давать. Пришлось надавить на морально-волевые качества, которых, правда, у нее с гулькин нос. Случай помог. Короче, тут Кирюха наш заглянул в дверь, десантник который. Какие-то бумажки он забыл подписать. Ты же знаешь, она к нему неровно дышит. Стала его конфетками угощать, но он вежливо отказался, документы подписал и свалил. Ей там точно не светит. Он своей Оле, кажется, уже предложение сделал. Не сегодня-завтра заявление в ЗАГС подадут. Нашего полку прибудет! При нем она, конечно, подставляться и свой змеиный нрав показывать не стала. Молча деньги достала и дала. Готов держать пари, она твою зарплату себе присвоить захотела, да вот ничего ей не обломилось. Фигушки! Что смотришь-то, как баран на новые ворота? Спасибо где?
— Спасибо, Валька, здорово! — обрадованно выдохнул я, пряча деньги в карман куртки. — Очень кстати, а то я одну котлету уже два дня растягиваю. Арсен-то — тю-тю, где-то в Ереване теперь обосновался, и в Москве объявится не скоро. Если вообще объявится. А на магазине теперь табличка: «Закрыто на переучет». Уже неделю как.
— Можешь считать, что голодные времена закончились, — весело сказал приятель, доставая гостинцы. — Держи, тут мясо, сало, масло, яйца, колбаса — в общем, на неделю этой провизии должно хватить. А не хватит — я еще возьму, у нас дома проблем с этим нет. Ну а совсем голодно станет — забегай в гости, накормим! Тамарин отец к тебе хорошо относится, спрашивал, как у тебя дела.
— Рад, что у тебя все сложилось, — довольно сказал я. — Ну что, присаживайся, будем ужинать!
— С удовольствием, — потер руки товарищ. — А то я тут весь в свадебных хлопотах, целый день пробегал, так ничего и не поел. То костюм в ателье примерить надо, то ботинки. Томе уже почти сшили платье, на днях должна забрать. Только она мне его показывать категорически не хочет: примета, говорит, плохая. Женщины, что с них взять! Вечно у них какие-то свои причуды. Кстати, меня распределили в Москву, на производство какое-то, в следующий понедельник уже стану полноценным советским тружеником. Тамарин отец похлопотал. «Не хочу, — говорит, — чтобы тебя загнали, куда Макар телят не гонял». В общем, свои сто двадцать рублей иметь буду. Поживем пока с Тамариными родителями, а там, глядишь, и на кооперативный взнос накопим.
Я искренне был рад за приятеля. Несмотря на то, что он собирался жениться на девушке из состоятельной семьи, он по-прежнему оставался простым, добрым и работящим парнем и не хотел сидеть на шее у ее родителей.
— А ты чего кислый-то такой?
— Да девчонка эта не идет у меня из головы, — сокрушенно сказал я. О симуляторе времени я не стал рассказывать приятелю. Однако пояснить, почему я так интересуюсь этой историей двухгодичной давности, все же нужно было. Поэтому я просто сказал ему, что не верю в виновность несчастного парня Кольки и хотел бы восстановить справедливость.
— Упертый ты, — с восхищением сказал товарищ. — Всегда хочешь справедливости. Хорошо это. Только, знаешь, я понял, что мир — вообще не особо-то
