Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
привлечении к ответственности членов семьи, совместно с ними проживавших или находившихся на их иждивении к моменту совершения этими гражданами преступления, путем ссылки в отдаленные северные районы Союза ССР на срок от 3 до 5 лет, с конфискацией.
Дела о привлечении к ответственности членов семей изменников родине рассматривались особыми совещаниями НКВД СССР. Постановление носило секретный характер и не было доведено до общественности.
Затем были приняты Указ Президиума Верховного Совета СССР «О дополнении положения о государственных преступлениях статьей об ответственности членов семей изменников родине» и инструкция Народного комиссариата внутренних дел СССР «О порядке ссылки в отдаленные северные районы СССР членов семей изменников родине, бежавших или перелетевших за границу», которые распространяли свое действие не только на членов семей военнослужащих, как это было предусмотрено в Уголовном кодексе, но и на всех других граждан СССР, бежавших за границу. Ссылке в отдаленные северные районы СССР подлежали все совершеннолетние члены семьи изменника родине (отец, мать, жена, муж, дети, тесть, теща, братья, сестры). Несовершеннолетние дети ссылаемых следовали вместе со взрослыми членами семьи[439].
В науке уголовного права, в законодательстве и правоприменении рассматриваемого периода отчетливо прослеживается высокий уровень политической составляющей признаков преступлений. Как отмечал не раз упоминавшийся профессор А. Н. Трайнин, «сочетание в юридической норме специальной уголовно-правовой квалификации с общеполитической характеристикой не переставало быть значительным и весьма характерным явлением»[440].
Так, согласно ст. 128-а УК РСФСР за выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за выпуск продукции с нарушением обязательных стандартов директора, главные инженеры и начальники отделов технического контроля промышленных предприятий карались как за противогосударственное преступление, равносильное вредительству, тюремным заключением сроком от 5 до 8 лет.
Таким образом, в отличие от других норм данная статья УК не имела деления на диспозиции и санкцию. «В эту единую норму новой конструкции непосредственно вплетена политическая характеристика – определение выпуска недоброкачественной продукции как „противогосударственного преступления, равносильного вредительству”»[441].
Аналогичный подход был воплощен в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 10 февраля 1941 г. «О запрещении продажи, обмена и отпуска на сторону оборудования и материалов и об ответственности по суду за эти незаконные действия»[442], которым незаконный отпуск оборудования и материалов приравнивался к расхищению социалистической собственности.
Правовая определенность продолжала заменяться политической характеристикой действия и идеологической направленностью борьбы с конкретными преступлениями и преступностью вообще. После свертывания НЭПа в УК РСФСР вновь вернулась спекуляция в ее первоначальном виде. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 10 февраля 1940 г. № 2/3/У «О судебной практике по делам о спекуляции»[443] отмечалось, что даже в тех случаях, когда по делу не установлена перепродажа скупаемых товаров с целью наживы, а также не собрано прямых доказательств (показания свидетелей, признание обвиняемого и т. д.) скупки товаров с целью перепродажи, но суд, исходя из косвенных доказательств – количества, ассортимента товаров, потребности обвиняемого и его семьи в закупленных товарах для личного потребления и других обстоятельств по делу, придет к выводу, что скупка товаров производилась подсудимым для перепродажи в целях наживы, суд должен квалифицировать это преступление по ст. 19, 107 (спекуляция) УК РСФСР и по соответствующим статьям УК других союзных республик.
Яркий образец состава с глубоко изменившимся социально-правовым содержанием являла собой ст. 131 УК РСФСР, в которой гражданское право тесно переплеталось с уголовным: за «неисполнение обязательств по договору, заключенному с государственным или общественным учреждением или предприятием, если при рассмотрении дела в порядке гражданского судопроизводства обнаружен злонамеренный характер неисполнения», была установлена санкция в виде лишения свободы на срок не менее шести месяцев с конфискацией всего или части имущества.
С учетом того, что негосударственные предприятия уже несколько лет как были национализированы, кара настигала руководителей кооперативов, а также колхозников и единоличников, нарушивших заключенные договоры с лесозаготовительными организациями по поводу поставки древесины, за злостные случаи убоя молодняка животных и т. п. (постановление Пленума Верховного Суда СССР от 1 августа 1942 г. № 14/М/14/у «Об ответственности колхозников за убой молодняка крупного рогатого скота»)[444].
Следует отметить, что после принятия Конституции 1936 г., где первоначально уголовное законодательство было отнесено к компетенции Союза ССР, началась работа по кодификации уголовного права. В 1939 г. Всесоюзным институтом юридических наук был подготовлен проект Уголовного кодекса СССР. Однако дальнейшая работа над проектом УК СССР была прервана войной[445].
В период Великой Отечественной войны «борьба за социалистическую законность» продолжалась как на фронте, так и в тылу. Роль «законодателя» наряду с ГКО взял на себя Верховный Суд СССР, который возглавлял Иван Терентьевич Голяков.
Высшая судебная инстанция Советского Союза предоставила возможность судам широко применять принцип аналогии уголовного закона, что для публичного права является, безусловно, крайне опасным приемом, однако в те годы эта позиция поддерживалась большинством специалистов[446].
Например, в период войны уклонение от мобилизации для постоянной работы на производстве и строительстве было уголовно наказуемым деянием. Но в отношении сельского хозяйства это деяние не было предусмотрено законом в качестве наказуемого. «Советский суд, стоящий на страже интересов Родины, не мог ограничиться учетом одного этого формального момента, – отмечал советский правовед Б. С. Маньковский, – ибо закон исходит из диалектического единства формального понятия преступления и материального понятия его как деяния общественно опасного»[447], и, соответственно, применил аналогию закона: в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 15 сентября 1942 г.[448] было указано, что уклонение лиц, принадлежащих к составу сельского населения, от мобилизации для постоянной работы на производстве и строительстве следует квалифицировать по ст. 16 УК РСФСР и Указу Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 г. «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве»[449].
Использование принципа аналогии было предусмотрено и постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 8 января 1942 г. № 1/1/у «О квалификации некоторых видов кражи личного имущества граждан в условиях военного времени»[450], а именно применение к краже, совершенной в условиях военного времени группой лиц, или неоднократно, или лицами, которые ранее привлекались к суду за хищения, а также при иных особо отягчающих обстоятельствах, норм о бандитизме. Такое решение обосновывалось тем, что наказание в отношении бандитизма было более жестким, а действовавшее наказание за кражу не удовлетворяло ситуации того времени. Понятно, что никакой возможности, да и желания, судя по всему, созыва сессий Верховного Совета с целью внесения изменений в законодательство для включения нового состава преступления в УК в то время не было.
При этом руководящие постановления Пленума Верховного Суда СССР по общим вопросам, в которых содержались указания
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
