Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
судам, признавались не только обязательными для судов, но и бесспорным источником уголовного права[451].
Война повлекла огромные изменения в социально-политической обстановке, что не могло не отразиться на правоприменении. Многие действия, не носящие политического характера, но представлявшие собой преступления до войны, в период с 1941 по 1945 г. утратили общественно опасный характер, а лица, их совершившие, уже не признавались общественно опасными (ст. 8 УК РСФСР).
Так, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 июля 1943 г. «О дополнении постановления Пленума Верховного суда СССР от 8 января 1942 г.» устанавливало, что незаконченные производством дела по контрреволюционным преступлениям, особо опасным преступлениям против порядка управления и наиболее тяжким преступлениям общеуголовного характера (убийства, разбой, крупные хищения и растраты) в отношении лиц, призванных после совершения преступления в Красную Армию, подлежат направлению через военную прокуратуру в военные трибуналы по месту службы обвиняемого. Что же касается прочих дел в отношении указанных лиц, то, учитывая, что в этих делах нет особой злостности и что рассмотрение их по возвращении указанных лиц с военной службы явно нецелесообразно, Пленум Верховного Суда СССР предложил эти дела прекратить на основании ст. 8 УК РСФСР[452].
В военный период изменились и экономические составы преступлений. «Характер спекуляции в военные годы существенно отличался от довоенного времени.
Если раньше объектом спекуляции были преимущественно промышленные товары, то в военное время основными объектами стали продовольственные товары и сельскохозяйственные продукты»[453].
О масштабах спекуляции в годы войны свидетельствует тот факт, что в июле 1941 г. – апреле 1944 г. по преступлениям о спекуляции было возбуждено 563 640 уголовных дел, привлечено к ответственности 798 447 обвиняемых[454].
Переход Красной Армии от оборонительных к наступательным операциям в 1942–1943 гг. повлек необходимость законодательного отражения ответственности за «немецко-фашистские» преступления.
В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. № 39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников»[455] отмечалось: «В освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков городах и селах обнаружено множество фактов неслыханных зверств и чудовищных насилий, учиненных фашистскими извергами, гитлеровскими агентами, а также шпионами и изменниками родины из числа советских граждан над мирным советским населением и пленными красноармейцами. Многие десятки тысяч ни в чем не повинных женщин, детей и стариков, а также пленных красноармейцев зверски замучены, повешены, расстреляны, заживо сожжены по приказам командиров воинских частей и частей жандармского корпуса гитлеровской армии, начальников гестапо, бургомистров и военных комендантов городов и сел, начальников лагерей для военнопленных и других представителей фашистских властей». Этим указом предусматривалось два вида наказания: «для немецких, итальянских, румынских, венгерских, финских фашистских злодеев, уличенных в совершении убийств и истязаний гражданского населения и пленных красноармейцев, а также шпионов и изменников родины из числа советских граждан – смертная казнь через публичное повешение, а для пособников из местного населения – ссылка в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет».
Рассмотрение дел возлагалось на военно-полевые суды, образуемые при дивизиях действующей армии в составе: председателя военного трибунала дивизии (председатель суда), начальника особого отдела дивизии и заместителя командира дивизии по политической части (члены суда), с участием прокурора дивизии. Приговоры, предусматривающие смертную казнь, следовало приводить в исполнение немедленно. Названный указ представляет интерес с точки зрения уголовного права еще и тем, что он предусматривал каторжные работы как вид наказания, который не был определен УК РСФСР 1926 г.
Каторжные работы были установлены и секретным Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1951 г., приказом МГБ СССР от 24 октября 1951 г. № 00776 «О направлении по решению ГКО от 18 августа 1945 г. № 9871с на спецпоселение сроком на 6 лет бывших военнослужащих и военнообязанных Красной Армии, попавших в плен к немцам и служивших в немецкой армии, в специальных немецких формированиях, „власовцев” и „полицейских”»[456] и «применялись за побег из мест специального поселения в отношении лиц, служивших в период Великой Отечественной войны в специальных немецких воинских формированиях (власовцы), служивших в немецкой полиции, а также спецпоселенцев из числа уроженцев республик, из которых они на основании закона подвергнуты были в свое время переселению (немцы, чеченцы, греки, крымские татары и др.)»[457].
В послевоенный период уголовное право не потеряло свою политическую направленность. Под каток политических репрессий нередко попадали те, кто был освобожден из немецкого плена, те, с кем в условиях военного времени некогда было разбираться за их «политические проступки».
В их числе были и весьма квалифицированные, профессиональные командующие или руководители тыловых объектов. Сурово карались как вывоз имущества из освобожденных Красной Армией стран Восточной Европы, так и попытки военных остаться за границей, в том числе при создании семьи. Причем отвечать за это – когда тюрьмой, а когда и жизнью – приходилось не только таким нарушителям, но и их командирам.
«Социально-экономическое значение советского уголовного права в послевоенные годы выражалось в усилении ответственности за хищение социалистической и личной собственности и в установлении единства в уголовном законодательстве в этой области»[458], – писал профессор права А. А. Герцензон в 1951 г. Такое усиление было закреплено Указами Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»[459] и от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан»[460].
Следует пояснить, что в то время кража в уголовном праве не разграничивалась с грабежом и включала в себя как тайное, так и открытое похищение имущества. Причем если за кражу имущества граждан предусматривалось максимальное наказание в виде заключения в исправительно-трудовом лагере на срок до 10 лет, то за хищение государственного имущества – на срок до 20 лет с конфискацией имущества или без конфискации.
В последующем при работе над кодификацией уголовного законодательства эти указы были подвергнуты серьезной критике по причине отсутствия в них специальной нормы о пониженной ответственности за мелкое хищение и за крайне суровые репрессии за хищения всех видов.
Через год после окончания войны была возобновлена работа над подготовкой проекта союзного Уголовного кодекса. 12 июля 1946 г. постановлением Совета Министров СССР для активизации подготовки была образована правительственная комиссия. Подготовленный ею текст проекта был разослан для обсуждения в союзные республики. После этого работа над проектом УК СССР продолжалась, он обсуждался в Юридической комиссии при Совете Министров СССР и в специально для этого созданной комиссии Президиума Верховного Совета СССР[461].
В первой половине 1950-х гг.,
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
