к стеклу и сидела, закрыв глаза, как очень уставший человек. Впрочем, когда уже подъезжали к «Ботаническому саду» и она встала, готовясь выйти, спина у нее была как струна, подбородок чуть выставлен – воплощенная уверенность и решимость.
В вестибюле этой станции народу вообще не было, зато, по счастью, царил прохладный полумрак. Держась в тени, Андрюха проследовал за женщиной в сторону выхода на большой лысоватый парк, посреди которого водили хоровод какие-то дубы-колдуны или липы – шут их знает.
Раиса шла уже намного медленнее, поглядывая на часы. Наверное, с кем-то договорилась о встрече в определенное время.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: кто-то позвонил и сообщил, что мужа забрали. Поэтому она сажает вместо себя девчонку из канцелярии и бежит с работы. Только куда это она – вот вопрос. Там дальше мост через какую-то речку, слева стадион, справа блатной ресторан, дальше уже знакомые Андрюхе гостиницы «Турист», «Байкал».
Денискин для конспирации отстал, поскольку народу сильно поубавилось: пара мамаш с колясками, собачники, слоняющиеся туда-сюда со своими питомцами. Андрюха остановился, делая вид, что читает газеты на щитах, не выпуская Раису из поля зрения. Тут он услышал чуть слышный свист и зашел с другой стороны газетного щита. С той же, где только что был он, изучал прессу уже муровский паренек, с которым познакомились накануне, на инструктаже.
– Денискин, прием. С кем контактировала на работе?
– Переговорила с секретарем из канцелярии.
– Принято. По дороге?
– Нет.
– Сталкивалась, объясняла дорогу, спрашивала время?
– Нет.
– Принято. Свободен. Поезжай в отделение, дальше ведем мы.
– Есть, – отозвался Андрюха.
Было интересно и в меру обидно.
И, хотя он уже усек, что гостиницы столицы – это нечто иное, нежели усовершенствованный дом крестьянина, что соваться туда ему категорически не следует, любопытство все-таки терзало. Муровский пошел, прибавляя шаг, явно собираясь обогнать Демидову, а она точно нарочно остановилась на берегу, вынула из сумочки булку, начала крошить – тотчас приплыли утки, налетела куча голубей.
Так она стояла, как показалось, довольно долго, потом на том берегу речки, с той стороны моста, вспыхнуло яркое пятно, точно солнечный зайчик. Какая-то девица или женщина – отсюда не видать. Одетая в какую-то золотистую штуку, вроде бы закутана от шеи до щиколоток, но то и дело слепили глаз то плечо, то коленка, а то и выше. На голове вроде бы обычный платок, но повязан таким невиданным образом, чтобы вместе с пышными пшеничными волосами сложиться в высокую корону.
Андрюха совсем уже было хотел подобраться поближе, но за спиной кто-то негромко приказал:
– Ну-ка кыш отсюда. Кому сказано: свободен, поезжай в отделение?
Денискин, содрогнувшись, послушно пошел в сторону метро, и лишь несколько десятков метров спустя решился оглянуться.
Как было пусто, так и осталось. Только профессорского вида престарелый гражданин в легком летнем костюме и берете выгуливал болонку – белую-пребелую, и, если та стоит на месте, то не сразу поймешь, где перед, а где зад.
Глава 30
Сколько копий сломано, сколько диссертаций и тем более беллетристики написано об уникальности каждого индивидуума, и все-таки в неожиданной ситуации, при внезапной смене обстановки, выясняется, что все мы одинаковы.
Первый удар обухом по голове – гарантированные страх и растерянность. Разве что в мелочах возможны варианты – или паника, или полный ступор, выдаваемый за хладнокровие. Большинство действует необдуманно, куда-то несясь сломя голову. Все упрощается, как у лошади, за которой гонится волчья стая – инстинкт велит мчаться сломя голову, даже если впереди обрыв или болото, погибель – все равно мчаться.
А если попадется на пути какой-то человек, хоть немного похожий на спасителя, – и самый нелюдимый кидается на шею, чтобы поплакаться, переложить на другого хотя бы малую толику своего страха. И уж тем более, если этот кто-то хоть в чем-то смахивает на вождя, в состоянии успокоить, предложить нечто похожее на план.
Ни Дмитрий Базаров – выпускник Московской высшей школы милиции, ни Юрий Яковлев (учитель физики) вообще не интересовались закономерностями и следствиями паники. Они ее намеренно вызывали, надеясь на нужные последствия, и по опыту знали, что в большинстве случаев все действуют одинаково, идет ли речь о проститутке или о секретаре нарсуда. Возможно, что и заводской мастер Демидов бегал бы по кругу в поисках того, кому вывалить беду и поручить себя, но он сидел в камере – и, разумеется, его никто не допрашивал.
Пока не замечалось в нем ни мук совести, ни стремления к покаянию. Так ведь и прошло всего-то тридцать шесть часов. Есть время подумать над своим поведением, вспомнить предостережения старого зэка Ильича, которое прозвучало так пугающе вовремя и оглушающе, точь-в-точь как набат.
Но это потом. Пока Иван Демидов просто сидел в камере – спокойный, ни на что не жалующийся. А его якобы бывшая супруга, не ограниченная никакими стенами, развила просто невероятную активность – почему-то даже не подозревая, что каждый ее шаг, каждый звонок фиксируются и подвергаются тщательному анализу.
– Сообщение об аресте мужа поступило от кого-то с завода, – рассказывал Дмитрий Базаров.
– Должно быть, из кадров, у кого имеются телефоны всех родственников, – предположил Яковлев.
– Или близкие друзья. Или просто кто-то, кто очень хорошо относится к Демидовым. Поскольку арестовали в двенадцать с копейками, а начали звонить уже в двенадцать пятнадцать, далее звонили в половине, потом без двадцати час.
– Трижды.
– Да. Не ответили, поскольку судья была в совещательной, а телефон у них один. Узнав об аресте, Демидова тотчас позвонила администратору гостиницы «Турист», просила найти Светлану и передать, что она ее ждет в указанном месте без десяти три.
– Да, мой сержант докладывал, что Демидова сначала отыскала замену, отпросилась и отправилась на встречу.
– Твой сержант. Тот самый, который, не спросившись, влез в гостиницу?
– Да, он.
– Самостоятельный не по разуму, – заметил Дмитрий Анатольевич, – он к тебе таким уже приехал или пообщался с Завериным?
– Должно быть, все вместе сошлось, – предположил Яковлев. – Личность этой Светланы известна?
– Ну а как же, конечно, Тоцкая Светлана Владимировна, по официальному месту работы – швея-надомница на фабрике в Ростокино. Судима полтора года назад, двести девятая, прим[9].
– Значит, встретились, и о чем говорили?
– О чем-то говорили. Приближаться не решились, но, судя по общему впечатлению, жестикуляции, выражению физиономий, разговор шел на повышенных тонах. И результаты Демидову не удовлетворили.
– Из чего сие следует, Дмитрий Анатольевич?
– Из того, что уже вечером из дома она звонила некоему Глебу и требовала объяснить, что случилось. Он же, в свою очередь осторожничая, говорил,
