пришло. По предложению Виталия Сорокина было решено на каждом коллекторе поставить по газовой турбинке. Поток выхлопных газов станет ее вращать, а получаемая мощность через систему шестерен будет передаваться непосредственно на винт. Оригинальность этой идеи заключалась еще и в том, что здесь, в этом проекте, был сделан первый шаг к газовой турбине — основному двигателю современной реактивной авиации. Кстати, и Микулин окрестил новый узел «турбореактором».
Разработав эскизный проект, Микулин вместе с Сорокиным отправился в Москву в наркомат обсуждать новую конструкцию. Однако в военное время поезда ходили долго, и они приехали на Ярославский вокзал вечером 15 октября. И, переночевав, отправились на следующее утро в наркомат.
Но именно в эту ночь Государственный Комитет Обороны отдал приказ о срочной эвакуации всех промышленных предприятий, выпускающих оборонную продукцию, аппаратов наркоматов, ведомств и многих других учреждений. Эвакуация началась тут же, ночью, и когда Микулин и Сорокин вошли в здание наркомата, их поразило и отсутствие вахтера у входа, который должен проверять пропуска, и тишина, и безлюдье в коридорах.
Но нарком Шахурин оставался на месте. Увидев Микулина, он обомлел. Лишь вчера ночью поступило личное указание Сталина немедленно эвакуировать всех главных конструкторов, что с огромным трудом было сделано. Последним из Москвы на машине уехал его заместитель по опытному самолетостроению А. Яковлев. И вот улыбающийся Микулин врывается в кабинет и объявляет, что они придумали оригинальный двигатель!
Да что он с луны, что ли, свалился?
Десять минут Шахурину хватило только на то, чтобы высказать ни о чем не подозревающему Микулину все, что он думает о легкомысленном поведении, и дозвониться до коменданта Курского вокзала, чтобы тот ближайшим поездом отправил Микулина и Сорокина хотя бы в Горький. А там сами до Перми пусть добираются.
На Курском вокзале в этот день было столпотворение. Но несмотря на это к перронам железнодорожники четко подавали поезда, быстро производили посадку и снова подавали эшелоны. На одном из них уехали Микулин и Сорокин. Оба они не знали, что в тот же день с завода имени Фрунзе ушел последний эшелон с оборудованием и станками, с которым уехал коллектив КБ.
И хотя и тот и другой эшелон по дороге бомбили, оба они благополучно добрались до места назначения. По дороге Микулин успел сочинить теорию о том, попадет бомба в эшелон или нет, в зависимости от звука мотора летящего бомбардировщика. Едущие в вагоне узнали Микулина по Звезде Героя и портретам в газетах и с интересом слушали его теорию. Но когда начиналась бомбежка все, не взирая на возгласы Микулина, что бомба в вагон не попадет, исправно выскакивали из вагона и бежали в поле или в лес.
Эшелон, в котором ехали последние инженеры КБ и среди них Шухов, прибыл на станцию назначения под Куйбышев вечером. Это был тот самый завод, который начали строить для выпуска АМ-35А и АМ-38. Завод был построен, то есть возведены коробки зданий некоторых цехов и ТЭЦ. Но вся беда состояла в том, что большинство цехов не имели крыши, а здесь, на Волге, в конце октября и в начале ноября сорок первого года уже свирепствовал мороз.
Конструкторы вместе с другими рабочими сгружали с платформ станки. Причем только вручную. Затаскивали их в цех и ставили на фундамент. Рабочий день длился 15—16 часов в сутки. В обед жиденький суп, на второе «шрапнель», как тогда называли миску перловой каши.
Как только станки были установлены на фундаменты, к ним подводилось энергоснабжение. А для того чтобы снег не ложился на дорогостоящий станок, его накрывали вместе с рабочим будочкой из фанеры. И тут же начинали работать. Работали по 12—15 часов, невзирая ни на холод, ни на голод. Многие кадровые рабочие завода добровольцами уходили на фронт, их места у станков занимали женщины и подростки. Ростом 15—16-летние ребята не вышли, они не могли достать до рукояток станков. Поэтому в цехах ребята стояли на ящиках и подставках.
Люди неделями и месяцами не выходили из цехов. Здесь же работали, ели и спали. Отрывались лишь на несколько минут — прослушать по радио очередную сводку Совинформбюро. И больше всего ждали писем — солдатских треугольничков с фронта от отцов, мужей, сыновей, братьев. Но очень часто вместо них почта приносила «похоронки».
Не хватало всего: хлеба, одежды, обуви, топлива. В архивах Микулина нашлась копия одного его письма. Он просил выделить для работников завода несколько десятков килограммов сапожных гвоздей и дратвы. Обувь износилась, и ее нечем было ремонтировать. А еще надо было достраивать завод, который уже начал выпускать моторы. Но никто не роптал — все понимали, что их труд так же необходим стране, как и героизм летчиков на фронте.
Сейчас на нашей земле стоит много памятников и обелисков, увековечивших подвиги летчиков, сражавшихся в небе Великой Отечественной войны. Президиум Верховного Совета СССР, воздавая должное героизму рабочего класса, принял постановление, по которому теми же боевыми орденами, которые горели на груди фронтовиков, в годы войны награждались и рабочие, и инженеры, выпускавшие самолеты и моторы.
В конце ноября 1941 года заместитель Микулина Флисский приказал Шухову съездить в Москву на завод имени Фрунзе за некоторыми материалами.
В то время дорога от Куйбышева до Москвы занимала до двух недель. К тому же были введены пропуска для проезда по железной дороге. На их оформление тоже ушло время. И Шухов выехал в Москву в тот день, когда радио принесло радостную весть Совинформбюро о разгроме немцев под Москвой.
22 декабря Федор Шухов прибыл в Москву и, явившись в наркомат, с изумлением наткнулся на Микулина. Микулин же оказался в Москве совершенно неожиданно для себя.
20 декабря уполномоченный ГКО по заводу имени Сталина в Перми вызвал к себе и показал телефонограмму. Микулина срочно вызывали в Кремль, причем предлагали лететь самолетом.
Микулин в своем «понтиаке», привезенном из Москвы, отправился на аэродром. Дежурный сказал, что самолет из Казани прибудет минут через сорок. Но на летном поле дул такой леденящий ветер — градусник показывал минус тридцать восемь, — что Микулин в своем драповом демисезонном пальто через пять минут начал стучать от холода зубами.
Тогда дежурный, сжалившись над ним, приказал принести летную куртку, унты и шлем. Микулин, жалобно бормоча слова благодарности, радостно влез в летное обмундирование.
Сел самолет, не заглушая моторов. Преодолевая вихрь, поднятый винтами, Микулин быстро забрался в старенький грузовой «дуглас» и оглянулся.
Вдоль бортов тянулись откидные алюминиевые скамейки. В углу валялась куча чехлов для моторов, старый парашют и еще какие-то тряпки. Похоже, что он единственный пассажир, В самолете был
