должен сказать, товарищ Берия? — тут же поправился следователь.
— А у вас много тем, что вы должны мне доложить?
— Под моим руководством идет работа сразу по трем десяткам потенциальных шпионов и еще почти восемьдесят человек, находящихся под подозрением, — бодро отрапортовал Гурченко.
Задумчиво хмыкнув, Берия перефразировал вопрос, из-за чего мужчина поставил себе мысленно второй плюсик.
— Почему ваш подчиненный по вашему приказу передал сведения стороннему лицу?
— Я подобных приказов не отдавал, — тут же ушел «в несознанку» Гурченко.
— Да? А вот агент Азат Амарян утверждает обратное, — приподнял над столом исписанный листок Берия.
«Уже допросили?» — мелькнуло удивление у Василия Кондратьевича. Но он тут же задавил его и сосредоточился на разговоре.
— Агент Амарян или неправильно понял мое распоряжение, или сознательно оговаривает меня, чтобы уйти от ответственности, — уверенно заявил следователь.
Берия долгим взглядом посмотрел на Гурченко, но Василий Кондратьевич стоял спокойно.
— И что же за распоряжение вы ему дали? — спустя несколько минут уточнил Лаврентий Павлович.
— Собрать данные — что известно членам политбюро о товарище Огневе, — не моргнув глазом, соврал Гурченко.
— И для чего?
— Я уже докладывал вам, что у меня есть подозрения о работе Огнева против нашего государства. Вы сами тогда дали мне право и дальше работать в этом направлении…
— Наблюдать, — жестко перебил мужчину Берия. — И только. В любом случае разглашение государственной тайны, даже по неосторожности, влечет ответственность. Агент Амарян — ваш подчиненный. И вы в ответе за его действия.
— Но какая государственная тайна в том, что одна из подчиненных Огнева — родственница члена РОВС? — искренне недоумевая, воскликнул Гурченко. — Это же просто глупо!
— Вы считаете, что я дурак? — вкрадчиво спросил Берия, заставив впервые следователя нервно сглотнуть.
— Нет.
— А по вашему лицу я вижу иное. Если человек поступает как дурак — это не значит, что он такой и есть. Возможно, просто вы не владели всей информацией, — с каким-то внутренним удовольствием на взгляд Гурченко сказал Берия. — Вы чуть не сорвали важную стратегическую операцию. И ваше незнание вас не оправдывает. Прежде чем выступать с дурной инициативой, нужно было прийти ко мне.
Василий Кондратьевич угрюмо молчал, поняв, что уже все решено и сейчас была всего лишь показательная порка.
— Вы исключены из рядов ОГПУ, — хлестко, как забив гвоздь, заявил Берия. — Вам запрещено поступать на службу в силовые органы — милицию, военную службу или любую иную, буде такая возникнет. Вам запрещено разглашать все, что вы слышали, видели и знали, находясь в рядах ОГПУ. Вам запрещено покидать пределы СССР.
С каждым новым «запрещено» Гурченко хмурился все больше и больше. А под конец и вовсе не выдержал.
— Что я делать-то теперь буду? Я же ничего, кроме как искать врагов народа, не умею!
— Вы и этого не умеете! — придавил его Берия. — А что делать? Рабочих у нас на заводах очень не хватает. В колхозах и совхозах людей мало. Сибирь и Дальний восток — и вовсе любое количество добровольцев примут. Выбор, как видите, большой.
Это был конец. Спорить, что-то доказывать дальше, не было смысла. Гурченко это хорошо видел в глазах заместителя председателя ОГПУ. Василий Кондратьевич пошел ва-банк и проиграл. Теперь осталось одно — хоть немного успеть «подчистить хвосты», пока на него еще что-то не повесили. Приняв судьбу, следователь взял «под козырек» и покинул кабинет.
* * *
— Костюм… — Люда внимательно осматривает меня, держа на руках Лешу.
— Одет, — беру я шутливо под козырек.
— Дипломат…
— Взят.
— Настроение… — уже откровенно улыбается любимая.
— Бодрое!
— Иди уже, шутник, — выглядывает из кухни мама.
Люда на нее лишь смотрит с укоризной и тайком вдруг крестит меня.
— Э? — удивленно смотрю на тут же смутившуюся Люду.
— Иди! — замахнулась уже жена на меня своим кулачком. И уже гораздо тише добавляет. — Божья помощь еще никому не помешала.
— Ну да. Особенно коммунисту, — также тихо хмыкаю я.
На этом мои проводы и заканчиваются. Но волнение любимой понятно. О прошлом «провале» она знает, вот и переживает. Даже от заботы о сыне отвлеклась. Тот куксится недовольно, что внимание не ему уделяют, но молчит.
В этот раз я тоже уже не столь уверен в успехе. Но деваться некуда. Пора!
Глава 20
Начало июля 1932 года
— Здравствуйте, товарищи, — с такими словами я зашел в зал заседания политбюро.
И заметил новые лица, которых не видел ранее, но был знаком по газетам. Сергей Миронович Киров — лучший агитатор после Троцкого в нашей стране. В последнее время чаще писали о его делах в Ленинграде. Видимо и на прошлых собраниях он не был, просто отсутствуя в городе. Черные волосы зачесаны назад, смотрит внимательно, но без враждебности.
Еще одним «новичком» для меня стал Станислав Викентьевич Косиор. Лысый дядька с большими и снулыми, как у рыбы, глазами. Неприятный взгляд, равнодушный какой-то. Надолго я на нем задерживаться не стал, переведя взгляд на последнего «новичка». Валериан Владимирович Куйбышев. Председатель планового комитета. Очевидно, пришел сюда тоже из-за моего прошлого доклада, когда по его итогам, я ему добавил работы и головной боли.
— Здравствуйте, товарищ Огнев, — поприветствовал меня Сталин, и мне пришлось сосредоточиться на своей работе.
После приветствия Сталина, кто благожелательно кивнул, кто тоже ответил коротким «здравствуй». Лишь Ворошилов сидел сычом на своем месте и молчал.
Когда я прошел до трибуны и положил перед собой две папки с докладами, взятыми у Агапенко, Иосиф Виссарионович прокашлялся, привлекая внимание.
— Товарищи, хочу кратко подвести итог по рассмотрению утверждений товарища Ворошилова на прошлом совещании, — начал он. — Работающая под началом товарища Огнева товарищ Белопольская не уличена в работе на наших врагов или в подрывной деятельности против нашей страны. Факт ее родства с членом враждебной организации подтвержден, но и только. На этом у меня все.
Члены политбюро задумчиво покосились на генерального секретаря. Потом посмотрели на насупившегося Ворошилова. И промолчали. А что тут скажешь? Сталин прямым текстом заявил — нечего копать в эту сторону и раздувать скандал. И плевать, что у других людей наличие подобных родственников являются «отягчающим обстоятельством». Двойные стандарты не вчера придумали.
Убедившись, что больше меня перебивать никто не собирается, я начал
