в его грудь, но с каждой секундой моя решимость тает. Его язык проникает глубже, исследует, дразнит, и мои колени подкашиваются. Гор подхватывает меня, прижимая ещё крепче к стене, не разрывая поцелуя. Его руки скользят по моему телу, забираются под кардиган, оставляя обжигающие следы на коже.
И я сдаюсь… В общем, с первого его взгляда там, на пляже, возле бара, у меня не было ни единого шанса не сдаться.
Растворяюсь в его поцелуе, отвечая с такой же страстью, с такой же жадностью. Мои пальцы зарываются в его волосы, притягиваю его ближе, хотя куда уж ближе. Воздуха не хватает, но мне всё равно. Лучше задохнуться в его объятиях, чем снова остаться без него.
Когда он, наконец, отрывается от моих губ, я судорожно вдыхаю, чувствуя, как кружится голова. Его глаза — тёмные, почти чёрные от желания, смотрят прямо в мои. Я вижу в них собственное отражение.
— Ненавижу тебя, — шепчу ему.
— Я знаю, детка. За этим и приехал, — хрипит он. — Мне не хватало твоей ненависти, — улыбается и снова целует, на этот раз нежнее, дразняще прикусывая мою нижнюю губу.
Внутри меня всё переворачивается, сжимаясь в тугой узел. Кровь пульсирует в висках, тело горит от его жадных прикосновений. Это неправильно, это опасно — снова впустить его, снова поверить. Но я помешалась на нем и опять лечу в бездну, на этот раз добровольно.
Он срывает с меня кардиган и кидает на кровать. Падаю, задыхаясь, смотря в его глаза, которые горят от голода. Гор срывает с себя рубашку, обнажая торс. Жадно скольжу взглядом по его телу, по каждой мышце, каждому изгибу.
Он нависает надо мной, вжимая в матрас своим сильным телом. Его руки нетерпеливо и даже грубо снимают с меня сарафан, который трещит по швам.
Мы не говорим ни слова, только рваное дыхание. Его обжигающие губы скользят от моей шеи к груди, а зубы прикусывают кожу, оставляя отметины.
А мне мало его, выгибаюсь навстречу, впиваясь ногтями в его спину. Мне нужно больше, нужно всё и сразу. Скольжу руками вниз по его телу, нетерпеливо расстёгиваю его ремень и пуговицу брюк.
Гор рычит мне в шею, когда я, как голодная кошка, сжимаю его член через ткань белья.
Он приподнимается, стягивая с себя брюки вместе с бельём.
Требовательно тяну его на себя, не в силах больше ждать, а он избавляет меня от трусиков.
Наши тела соприкасаются полностью, без преград, и мы задыхаемся от острого удовольствия. Его руки везде — ласкают, сжимают, терзая мое тело до боли. Инстинктивно развожу бедра, приглашая его.
Он входит в меня одним резким движением, и я с воплем кусаю его плечо. Потому что это больно… Больно, но так хорошо.
Гор замирает на мгновение, давая мне привыкнуть к нему, но я сама подаюсь навстречу, задавая темп. Мне не нужно сейчас этих прелюдий.
И он понимает меня без слов, двигаясь быстрее, сильнее, вколачиваясь в меня, как будто это наш последний раз, как будто завтра не настанет никогда.
Его руки сжимают мои бедра, оставляя синяки, а я закатываю глаза и требую от него большего.
Комната наполняется звуками нашего безумия — стонами, шлепками тел и скрипом кровати, которая ударяется о стену.
И всё, внутри меня нарастает шар из острого голода и удовольствия.
А потом этот шар взрывается, накрывая нас волной дикого, болезненного удовольствия.
— Не закрывай глаза, — требует он. — Смотри на меня!
И я смотрю, не отрываясь, чувствуя, как дрожат мои ноги в его сильных руках.
Мне кажется, я кричу его имя вместе с яркой вспышкой, от которой темнеет в глазах. И мой мир снова сужается до одной точки. Точнее, до одного мужчины и его искажённого от удовольствия лица в момент, когда он кончает в меня.
Замираем, задыхающиеся, мокрые от пота. Его лоб прижимается к моему, наше дыхание смешивается.
— Люблю тебя, детка, — хрипло шепчет он мне в губы. И мне снова хочется рыдать от переизбытка эмоций.
***
Просыпаюсь от звонка своего телефона. Открываю глаза, перевожу взгляд на открытый балкон, откуда доносится шум моря. Чувствую себя растерзанной, затраханной и липкой от ночного секса. Тело ноет и тянет. Гордея нет рядом. Я одна. Нащупываю на тумбе телефон и резко прихожу в себя, когда понимаю, что звонит бабуля. Я не вернулась вчера домой.
— Да, — отвечаю, вскакивая с кровати в поисках своей одежды. А ее нет. Ничего нет. Ни сарафана, ни трусиков, ни кардигана.
— Тая, ты где?! Ты что творишь? Ты смерти моей хочешь! — ругается бабушка.
— Прости, прости, прости, — тараторю я, оборачиваясь в простыню, выхожу из спальни. — Со мной всё хорошо. Я скоро приду.
— А ты где вообще?
— Бабуль, я приду и всё объясню.
А я не знаю, как вообще буду объяснять. Где я была, с кем?
Спускаюсь вниз. В гостиной пахнет кофе и какой-то выпечкой.
Гор курит в зоне кухни у открытого окна.
Торс у него обнаженный, но на нем хотя бы есть штаны. А моей одежды нет.
— Где мои вещи? — привлекаю к себе внимание.
— Зачем тебе вещи? — спрашивает он, оборачиваясь, осматривая меня. — Мы в доме одни. Ходи голой, — ухмыляется.
— Очень смешно. Мне нужно домой.
— Это похищение, детка, забыла? — идет на меня, а я снова отступаю. — Домой нельзя.
Настигает меня, хватает за простыню, дёргает, обнажая.
Поднимаю на него злой взгляд.
— Я серьёзно. Получил, что хотел, а теперь отпусти, — прикрываю голую грудь руками.
— И что же я хотел? — выгибает брови и ведёт пальцем по моему плечу.
— Секс.
— А, точно, секса же там нет. Пришлось проехать тысячу километров за ним, чтобы потрахаться, — иронизирует. — Детка, ты сейчас серьёзно? Выключи блондинку.
— Ну а что тебе ещё от меня нужно? — обхожу его, иду совершенно обнажённая к кухонной стойке, где стоит кружка с кофе.
— Мне нужна ты полностью, Тая. Только ты. И ради тебя я там умер.
— В смысле умер? — распахиваю глаза. — Вроде живее всех живых, — отпиваю кофе, смотря, как он обходит стойку и становится позади меня. Ставит руки на стойку, заключая меня в свой плен, и глубоко вдыхает запах моих волос.
— Я вышел из системы, на тот свет. И Гор теперь существует только для тебя. Для всех остальных он умер. Есть только Александр Городецкий, который приехал сюда на постоянное место жительства. И ему вообще ближайшие лет пять нельзя отсвечивать и покидать это место. Он даже жениться на тебе официально не может. Но обвенчается в местной церкви с тобой. Он купил
