кровью Джона Джуэла, который вскоре умер от ран, и погибшего бастарда де Марёй. А кроме них, вообще, на поле боя остались навеки около восьмисот наваррцев и их союзников- были среди них и мои люди, — посему посланник снова отправился обратно с предложением обмена телами погибших. Врагов ведь тоже немало погибло: и пусть у реки они насчитали таковыми лишь сотню, но здесь-то, у лагеря, французы потеряли ещё более двухсот! Вы, наверное удивляетесь, откуда у меня такие точные сведения, но только потому, что не имеете понятия о существовании такой специфической должности- герольд. Уже упоминал про их особую роль для благородного сословия, но теперь добавлю ещё одну важную функцию- они ведут учёт погибших и попавших в плен на поле брани, — и, понятное дело, отдавая в этом предпочтение людям с гербами…
Бертран дю Геклен в позу вставать не стал, и сразу согласился на обмен, сопровождаемый необходимым для этого перемирием. И даже, более того, предложил встретиться- на нейтральной территории…
Мы, каждый в сопровождении оговоренных пяти латников, встретились на поле у реки, ещё совсем недавно бывшем свидетелем жестокому бою, а ныне уже мирно спавшем в своей вечности. Снова поднялись затоптанные было травы, защебетали распуганные птицы… Лишь валявшиеся кое-где обломки доспехов и оружия напоминали ещё о суровом плошлом, но я уверен: самое меньшее, через год, чтобы обнаружить подобные свидетельства нынешних событий, уже потребуется их откапывать, а через столетия- проверять на соответствие радиоуглеродным методом, — дабы не спутать с какими-нибудь следами неандертальцев.
Для меня было немного непривычной тишина, воцарившаяся на месте недавнего массового смертоубийства- ведь я его запомнил совсем другим, и потому, наверное, ударился в философию. Что-то вроде: “Красная, красная кровь- через час уже просто земля, через два на ней цветы и трава…” Лучше об этом и не скажешь…
Видимо, мой затуманенный взгляд заметил и дю Геклен, и потому окинул было взором поле, но, полагаю, с совсем другими мыслями: оно его особо не взволновало- не первое оно для него, и не последнее подобное, — сколько таких полей он ещё построит. Нда…
Мы церемонно обменялись приветствиями, и дю Геклен- как вызывающая сторона- начал разговор:
— Ваше высочество… — начал было он, но я его остановил, сначала ладонью, а потом поясняющими словами:
— С вашего позволения, мессир, ко мне нужно обращаться- Ваша Светлость. Так принято на моей родине…
— Да? А где…
— За Полонией, — я вежливо улыбнулся такому любопытству- привык уже. — Но мне казалось, что у вас должны быть другие вопросы?
— Да, так и есть… — Бертран вздохнул, собираясь с мыслями. — У меня вопрос- почему вы поддерживаете незаконные притязания Наваррского короля?
— По той же самой причине, по какой вы- французского короля.
— Я правильно понял, что ваша симпатия происходит исключительно из-за денежных вопросов?
Я взял паузу. Перевёл взгляд на медленно несущую свои воды к океану реку, размышляя. Сказать как есть, или придумать отговорку… Снова взглянул на смотрящего тяжёлым взглядом невысокого с бычьей шеей человека- это враг, но враг честный, — и я буду с ним честен. А посему, решив, что оно того стоит, по примеру д'Артаньяна, пошёл на откровенность:
— Не только. Так получилось, что все мои враги относятся к лагерю Дофина и его брата, герцога Бургундского, а друзья (если таковыми их можно назвать) — к противоположному…
— Невозможно поменять лишь относящееся к делам чести, а лагерь всегда можно поменять…
Ну, собственно, я и не сомневался- в этом и состоит философия рутьеров. Но есть один нюанс:
— Насколько я осведомлен: за все годы этой войны дю Геклен ни разу не перешёл на другую сторону.
Он весело улыбнулся:
— Клянусь честью- это так и есть! Но мне и вопросов подобных никто и никогда не задавал.
Понятно. Опять прощупывают пределы моей щепетильности в понятиях чести. Ухмыльнулся в ответ:
— Так и я пока что ничего стоящего не услышал, и, говоря откровенно, ещё месяца три- пока не закончится кондотта-слушать не буду. Вы же знаете, мессир, как мы- рутьеры- к этому относимся: только обман в денежных делах может отвратить меня от нанимателя.
— Так и есть, — кивнул Бертран и, вздохнув, перешёл к другой теме, — Отряд Вашей Светлости до сих пор стоит на поле сражения- планируете ли вы его продолжение? Реванш?
— О, зачем, мессир? Это капталю платили столько, что он безрассудно бросился в сражение, мне-столько- не платят.
Мне и предыдущего раза хватило: до сих пор лазарет забит ранеными, а общие потери превысили семьдесят человек- я таких с Бринье не припомню.
— Хм, зачем же тогда… — задумчиво протянул дю Геклен.
— Затем, что я, мессир, имею сведения о ваших затруднениях в продовольствии!
— Вот как?
Французский командующий смерил меня помрачневшим взглядом и, более ничего не сказав, поворотил коня и отправился восвояси. А я радостно улыбнулся ему вслед: сделай гадость врагу- и на сердце станет легче. Ведь что получается, теперь у него два выхода: немедленно атаковать мой лагерь-с сомнительными перспективами (тем более, что утром к нам присоединились ещё двести англичан), либо бесславно, ввиду заканчивающейся пищи, отступить- в последнем случае получится, что якобы победитель поспешно отступил с поля боя. Это точно победитель? В будущем, вероятно, оценили бы именно так, но не забывайте, что здесь- в средневековье- другие критерии оценки. И не последний из них- за кем осталось поле боя…
Глава 22
На следующий день, едва встало солнце, мы стали свидетелями бесславного ухода французской армии в Вернон. Очевидно, Бертран дю Геклен решил не испытывать судьбу, с сомнительными шансами на успех атакуя нашу чересчур ершистую мини-крепость. Удовлетворился не таким уж и малым- победой над наваррской армией сеньора де Грайи, капталя де Бюш. Безусловно, по поводу этого отступления будут инсинуации, различные толкования, но, насколько я его понял, плевать он хотел на чужое мнение, главное, что он полагает победой. Захвачен главный наваррский штандарт, взят в плен командующий- у французов есть повод для радости.
Я, естественно, с ними не соглашусь, как, наверное, и многие из их противников, но если быть объективным, то это победа Бертрана дю Геклена. Не над моим отрядом- тут ему постараться нужно, попотеть, но над Наваррой и её союзниками.
И пока таял пылевой туман за уходящими французами, думал, что предпринять. Остановился на мысли вернуться в Эврё, а далее- видно будет…
--
Замок де Люньи. Июнь 1364 года
Дверь её покоев отворилась услужливым Жаком Слизняком, и в комнату вошёл монах, или человек, благодаря наличию сутаны и тонзуры, выдававший себя за него. И слуга, и вновь
