делать? Вылетела из комнаты, бросилась к Дину.
– Вставай! – залетев к нему, затрясла брата за плечо.
– Дора! – Возмутился он, – неприлично врываться в комнату к мужчине.
– Брось свои шуточки! Поднимайся! Скажи мне, где здесь можно купить лекарства?
Диллиан подскочил в кровати:
– Ты заболела?
– Не я, донья Эвора. У неё жар!
– Сейчас сбегаю!
Не обращая на меня внимания, Дин выскочил из кровати, принявшись натягивать штаны.
– Мне нужно самой. Расспросить, пригласить лекаря. И я совсем на мели, – беспомощно развела руками.
– Держи, – Дин вытащил из-под матраса мешочек, протянув мне, – беги прямо по нашей улице, на втором перекрёстке увидишь маленькую лавку травницы, там за окнами висят пучки сухих трав, не ошибёшься.
– Хорошо. Ты пока спустись, попробуй дать воды, последи за ней, я скоро.
Как была в домашней одежде, накинула плащ и помчалась за снадобьями. Лавку отыскала без труда, за прилавком меня встретила миловидная женщина такого низкого роста, что её можно было принять за девчонку.
– Доброе утро, дони, – подошла к ней, – помогите, пожалуйста, у моей бабушки сильный жар. Что делать?
Травница встрепенулась и юрко, как птичка, принялась собирать мне нужные травы, объясняя, как их заваривать и давать. Ещё предложила настойку, от которой я тоже не стала отказываться.
– Нам бы ещё лекаря, – жалобно взглянула на неё.
– Так вы не местная? – С пониманием кивнула женщина, – он живёт в этом же доме, прямо над нами, вам надо обойти с другой стороны, первая дверь, скажете, что вы от Мари. Его зовут Адельмо! – Прокричала она уже мне вслед.
На второй этаж вела шаткая лестница, взобравшись по ней, постучала посильней. Дверь открыл немолодой мужчина лет пятидесяти, благообразной наружности.
– Добрый день, дон Адельмо, я от Мари, у нас очень больна бабушка, не могли бы вы её осмотреть.
Доктор сухо кивнул, прошёл в комнату, подхватил маленький сундучок, накинул плащ и тут же вышел:
– Ведите, дони, – ни одного лишнего слова или жеста.
Мы поспешили домой, я почти бежала, прижимая к груди купленные травы, доктор пыхтел рядом, но шага не сбавлял.
Дома Адельмо скинул плащ:
– Где она?
Я провела его к донье Эворе, возле которой сидел напуганный Дин. Доктор подошёл ближе, вместе мы кое-как убрали одеяло, в которое старушка вцепилась мёртвой хваткой. Адельмо осмотрел её, смерил пульс, длинной трубкой прослушал грудь, заглянул в глаза, отодвинув веки, и покачал головой.
– Боюсь, дони, мне нечем вас порадовать. Всё-таки возраст у доньи почтенный. Вы купили травы у Мари? – Глянул он на свёртки, – дайте, посмотрю, что там. Врач перебрал каждый, кивая сам себе, объяснил, как их принимать, что, впрочем, уже сделала травница.
– Если ваша бабушка сможет пережить следующие два дня, то мой прогноз, возможно, станет более оптимистичным. Лихорадка – вещь капризная. Давайте вот этот настой, – взял доктор в руки пузырёк, – он поможет сбить температуру.
Я проводила Адельмо до дверей, заплатив за приём, и договорилась, что тот навестит нас через два дня. В дверях мы столкнулись с Кейли, пришедшей на работу.
– Проходи, сейчас подойду, – кивнула ей.
Завела девушку наверх, объяснила фронт занятий и поспешила к хозяйке, дала ей капли, затем на кухню, заварить травы.
– Дора, – ко мне подошёл Дин, – жар всё сильней, она просто пышет. То её знобило, теперь она скидывает одеяло, вся покраснела, пот так и катит.
Ваши методы уже попробовали, – подумала я, очередь бабушкиных рецептов из моего мира. На кухне отыскала виноградный уксус, развела его и, оставив Дина, следить за водой, пошла к хозяйке. Вооружившись чистой тряпицей, смочила её в растворе, кое-как раздела донью Эвору и принялась обтирать тело. Ткань высыхала, казалось, при первом же касании. От старушки и правда несло жаром, как от печки. Она бредила, что-то бормотала, металась на кровати, пыталась оттолкнуть меня. Но сдаваться было рано. Снова и снова обмакивая тряпицу, обтирала старушку. Чем ещё ей помочь, я не знала. Здесь ведь нет даже банального аспирина, столь привычного нам.
Потихоньку температура пошла на спад, донья Эвора откинулась на подушки, и дыхание её стало размеренным. Обтерев на этот раз чистой водой, удалив остатки уксуса, переодела её в сухую ночную рубашку, укрыла простынёй. Старушка пришла в себя:
– Дора, ты здесь, – слабо улыбнулась она.
– Лежите, вам нужен покой. Сейчас принесу лекарство.
Дин уже справился с отварами, запарив их как положено. Отлив немного грудного сбора в бокал, отнесла Эворе, остудила и напоила её.
– Поспите, – поправила ей подушки под головой.
Она протянула руку, слабо сжав мне ладонь:
– Я чувствую, – чуть слышно прошелестели её слова, – вот и пришёл мой час.
– Даже не смейте думать об этом, – ласково пожурила старушку, – мы ещё повоюем. Вам сейчас нужно поспать.
Она улыбнулась и прикрыла глаза. Мне же надо было приниматься за работу. Оставив с Эворой Дина, поспешила наверх.
– Совсем плоха старушка, – сочувственно спросила Кейли.
Я лишь кивнула в ответ, сердце сжималось от тревоги и страха за жизнь хозяйки.
– Куда же вы подадитесь, если её не станет, – причитала девушка.
– Кейли! – Меня возмутили её слова, – сейчас я думаю только о том, чтобы выдернуть Эвору из лап лихорадки. И поверь, последнее, что меня волнует, где мы будем жить, если…, – даже договорить духа не хватило.
За это время Эвора стала родной для нас, настоящей бабушкой, которой у меня никогда не было. Потерять её было равносильно тому, чтобы лишиться по-настоящему близкого человека. Невольно на глаза навернулись слёзы, которые украдкой смахнула.
Справившись с заказом, спустилась на кухню, сварить бульон для старушки. Она ещё спала, и жара пока не было.
День пролетел в заботах и метаниях от мастерской к донье Эворе. Под вечер, когда Кейли уже отправилась домой, хозяйка проснулась и даже выпила немного бульона, но вместе с тем начала снова подниматься температура. Всю ночь просидела рядом с кроватью: обтирая, меняя одежду, давая лекарства. Дин было хотел отменить выступление, но я отправила его на работу.
Жар держался полночи и в моей голове метались мысли о самом страшном, что Эвора не доживёт до утра. Она ослабла и еле шевелила губами. Глаза запали, бледная кожа обтянула скулы, волосы прилипли к голове, сбившись беспорядочными прядями. В бреду она звала сыновей и почившего мужа, иногда её взгляд смотрел куда-то мимо меня, и тогда становилось жутко. Будто старушка видит что-то недоступное мне.
В доме стояла непривычная тишина, и при каждом скрипе или шорохе волосы поднимались дыбом от безотчётного страха. Сама Эвора напоминала покойницу, дыхание становилось всё слабей. Но к полуночи, после обтираний, температура пошла на спад. Старушка уснула, не
